Наталья, волонтер 

Я стала помогать в поисках пропавших людей не так давно. Все началось с того, что в Интернете наткнулась на один форум, посвященный этой теме. Стала читать, смотреть… И даже удивилась – оказывается, чтобы помочь пропавшим человеку или его близким, даже ничего особенного делать не надо, главное, просто распространять информацию о том, что кто-то пропал, потерялся, – это уже большое дело. У меня, например, был случай, когда одна девочка-подросток потерялась: ушла из дому и не вернулась, и я стала искать ее в социальных сетях, через ее знакомых в тех же соцсетях, и оказалось, что она просто сама сбежала. Я также через Интернет связалась с ней, уговорила вернуться. Много разных историй было: бывало, что мы находили пропавших живыми-здоровыми, бывало, что вовсе не находили... Обычно во всех поисковых делах я помогала тем, что распространяла посты в жж и всевозможную информацию в соцсетях, но однажды так вышло, что я стала координатором. Как-то раз мне на глаза попалось дело о пропавшем парне, я увидела телефон и подумала, что это номер того, кто ведет дело, позвонила, а оказалось, что это номер его мамы. В процессе нашего разговора выяснилось, что этим делом вообще никто не занимается, и я, конечно, за него взялась. Так история Саши на какое-то время стала частью моей жизни. И не только потому, что я вплотную занялась этим делом, просто я не могла понять, как же вот так нелепо и совершенно неожиданно, нелогично, необъяснимо пропадают люди... В тот день, когда пропал Саша, его друзья устраивали вечеринку, даже не то чтобы вечеринку, а просто такие посиделки в тесном кругу. Была обычная тусовка, довольно маленькая и тихая. Четыре человека собрались дома у одного из ребят: Саша, его бывший сокурсник и друзья этого сокурсника, пара – девушка с молодым человеком. Сидели, слушали музыку, играли в карты. Нельзя сказать, что они пили много, ну, там был кальян, немного пива, ничего больше. В какой-то момент у Саши зазвонил телефон, он попросил друзей раздать и на него карты, сказал, что сейчас вернется, и, не накинув куртку, вышел в подъезд. Друзья подумали, что он пошел покурить и поболтать по телефону. Но когда прождали его минут 20-30, начали волноваться. В подъезде, разумеется, никого не было, они прошли по всем лестничным пролетам, но ни сигаретных окурков, ни каких-либо других признаков пребывания Саши не нашли. Телефон его был выключен. Он выключен до сих пор. Если честно, в моей практике подобный случай встречается впервые. Никогда такого не было, чтобы человек просто вышел и ушел в никуда, никогда такого не было, чтобы невозможно было найти ни единой зацепочки, ни одной подсказки. А в этой истории все именно так – абсурдно и как-то нелепо. Все, что нам удалось узнать, что последний раз Саша позвонил в полдвенадцатого – то есть сразу после того, как вышел от друзей, – маме и сказал, что едет домой. На камерах видеонаблюдения было видно, что он вышел из подъезда и очень не спеша пошел в сторону метро. Странно, что он никуда не торопился, ведь вход в метро должен был закрыться через полчаса. Странно, что он не перезвонил друзьям и не попрощался. Странно, что вообще им ничего не сказал. Все, абсолютно все в этой истории кажется странным. Я конечно же рассматривала разные версии, выдвигала разные гипотезы… И опять натыкалась на очередные странности. Друзья Саши рассказали, что он последние 2 недели не появлялся в институте – все думали, он болеет, а родители даже не подозревали о его пропусках – говорят, он был здоров и бодр. И при этом ходил в школу вождения, там ни одного занятия не пропустил. Я пыталась узнать, может быть, конфликт был у Саши с кем-то, может, он с кем-то делился своими переживаниями, разговаривал. Но оказалось, он последние две недели вообще практически ни с кем не общался. Как будто человек изолировался… нарочно. Я пыталась расспрашивать о характере. Мне говорят – открытый, общительный парень. Учился хорошо, в семье все благополучно, вокруг всегда полно друзей было. А тут вдруг раз – и он просто перестает идти на контакт с кем бы то ни было. Друзья, которые его последний раз на той домашней вечеринке видели, даже признались, что не ожидали, что он к ним придет, как-то очень резко и категорично он от всех дистанцировался. Друзья его просто не видели. Но нет ни одной версии, ни одной ниточки, которая могла бы привести к какому-то логичному объяснению этой ситуации. Мы продолжаем искать Сашу. 

У Оксаны почты совсем не было подруг. В нашей деревне особенно дружить было не с кем, и мы с ней как-то с детства вдвоем всегда держались. Я ее брал с собой в машинки играть, на санках зимой катал. Но вообще Оксана по большей части дома все время сидела, да и я тоже. Домашние мы дети. Она матери помогала, я – отцу. Она одна почти никуда не выходила – либо со мной во двор играть, либо так же со мной в магазин. Она и в школу когда пошла, у нее тоже подруг не появилось. Она хорошо училась, никогда не ругалась ни с кем, не ссорилась, за спиной ни про кого плохо не говорила. Но одноклассницы ее почему-то не любили, может, за ее скромность... Мы с Оксаной в одну школу ходили и всегда вместе – туда и обратно, я еще ругался, что ее ждать приходится, – мне казалось, она так долго собирается всегда! После школы она поступила в училище в Ельце, стала учиться на повара-кондитера. Там вроде у нее наконец-то появились друзья и подруги, но подробностей не знаю, я тогда в армию ушел, видел только на фотографиях, что она в компаниях каких-то. До института Оксана на электричке добиралась и обратно так же – каждый день ездила, нигде никогда не задерживалась, ни у кого ночевать не оставалась. Там же, в Ельце Оксана и на работу устроилась, в гипермаркет новый – сначала каким-то помощником, а потом стала кондитером, торты пекла. Из-за работы она стала позже заканчивать и поэтому на последнюю электричку часто не успевала. Я ей все время говорил: «Если задерживаешься, позвони, я за тобой на машине приеду». А она в ответ: «Ну что ты поедешь? Сама доберусь, ничего не случится». Как я ни ругался, она все равно очень часто домой на попутках возвращалась – обычно они ловили машину с какими-то знакомыми с работы, кому тоже в нашу сторону надо было ехать. Мы вообще всегда за нее переживали очень. Просили, чтобы она не садилась одна в машину. И чтобы не садилась на переднее сиденье. И всегда, когда звонит, сообщала номер машины. Неспроста мы так беспокоились за нее. Однажды не дождались мы Оксану с работы... В тот день она, как обычно, позвонила маме и сказала, что села в машину. Мама спросила, с кем она едет, нормальный ли человек. И Оксана ответила: «Да, хороший». Это ее последние слова были, которые мама услышала. Мама в тот вечер пошла ее встречать на автобусную остановку, до которой она обычно доезжала, но Оксаны как-то долго не было, мать начала волноваться, мы стали звонить ей, но телефон уже был выключен. Мы сразу поняли – что-то случилось, не могла Оксана просто так выключить трубку. Мы подумали: может, она в аварию попала, трасса мокрая была. Поехали по направлению к Ельцу, до самого города доехали, но ничего не увидели. Стали сами искать: лес стали прочесывать, все кусты облазили, все подвалы заброшенные. И как назло дождь лил не переставая. Позже подключили людей, с которыми Оксана работала, милицию вызвали… Но нашли Оксану только на следующий день. Вечером к нам из милиции приехали двое, сказали, что требуется опознание. На опознание мы уже ездили в морг. Сейчас сложно восстановить полную картину событий, но, судя по экспертизе, после того как Оксана села в машину и поговорила с мамой, ее ударили в висок, скорее всего, локтем, после чего она потеряла сознание... Но ее босоножки были в грязи, из чего криминалисты сделали вывод, что, видимо, она пришла в себя и, возможно, даже выскочила из машины и бежала, но он догнал ее. Очень сильно избил, изрезал все тело. Мы с трудом опознали нашу Оксану. Следствие по этому делу ведется до сих пор, периодически полиция арестовывает каких-то людей, допрашивает и отпускает – мол, нет, не виновен. Вот и все. Но Оксану уже не вернуть. И мне просто невыносимо становится, когда задумываюсь о том, сколько девушек так же, как она, садятся по вечерам в попутки, звонят родным и говорят, что скоро будут. Они просто не понимают, скольким рискуют в этот момент. 

(имена изменены, поскольку дело находится в разработке) 

Я начала дружить с Машей в университете, мы сидели за одной партой, жили в одном районе в Новосибирске. Маша росла без мамы и без папы, жила с бабушкой. Всю жизнь занималась биатлоном, и довольно успешно, но получила травму, из-за которой ей пришлось уйти из спорта. Когда Маша училась на втором курсе, эта травма дала о себе знать в полной мере – у нее резко стало падать зрение. Ситуация оказалась настолько серьезной, что врачи даже прогнозировали летальный исход. Было необходимо срочное лечение. Лечиться Маша поехала в Питер. Врачи сделали ей операцию, которая прошла довольно успешно, и попросили через пару месяцев показаться вновь. Помню, Маша с таким воодушевлением рассказывала мне об этом по приезде в Новосибирск. Я тогда еще очень удивилась, неужели Питер, который она толком-то и посмотреть не успела, вызвал у нее столько восторга? Но позже выяснилось, что дело не в Питере... Оказалось, что Маша уже довольно давно переписывается с каким-то парнем из Петербурга – они познакомились в Интернете и вроде как должны были встретиться в первый ее приезд, но что-то сорвалось. Маша очень ждала, когда же настанет срок обследования... И хотя уезжала буквально на пару дней, прихватила с собой чуть ли не весь свой гардероб. Оказавшись в Петербурге, она регулярно отзванивалась бабушке и рассказывала о том, каких врачей она прошла и что они сказали по поводу состояния ее здоровья. Голос у нее был бодрый и счастливый, она смеялась и говорила, как ей нравится в Питере. В тот день, когда Маша должна была лететь домой, она также позвонила бабушке и сказала, что едет в аэропорт, и как только сядет в самолет, обязательно перезвонит. Но из самолета Маша так и не позвонила. И в Новосибирск не прилетела. И даже, как уже позже выяснилось, на рейс не зарегистрировалась. Я помню, как мне позвонила Машина бабушка и дрожащим голосом стала расспрашивать о том, что происходило с ее внучкой в последнее время. Я толком ничего не знала и не могла понять, что произошло. И когда она рассказала мне, что Маша пропала, я просто не могла поверить в это. Что может произойти с человеком по дороге в аэропорт? Конечно, мы сразу обратились в полицию, они, конечно, завели дело. И, конечно, пока у них нет никакой информации. Мы искали и ищем Машу всеми возможными и невозможными способами вот уже 2 месяца. Распространяем информацию о ней по городу, в Интернете, привлекаем волонтеров, даже обращались в программу «Жди меня» и всевозможные организации по розыску людей. Это очень тяжело – даже просто думать о том, что с Машей могло произойти. А последняя информация, поступившая от волонтерских организаций, и вовсе повергла нас в шок. Совсем недавно позвонил какой-то человек и сказал, что видел Машу в Саратове, она живет там с молодым человеком и как ни в чем не бывало ходит каждый день за хлебом и гуляет с тем самым парнем по вечерам. Также недавно поступили сведения о том, что в том же Саратове кто-то пытался устроиться на работу по ее паспорту. Эта новость одновременно и поразила меня, и обрадовала – сложно представить себе, сколько значит для нас хотя бы какой-то шанс того, что Маша жива. Но в то же время я отказываюсь верить в то, что она могла с нами так поступить, я стараюсь просто не думать об этом. И жду, изо всех сил жду, когда я увижу ее, вернувшуюся и улыбающуюся, на улице родного Новосибирска. 

P.S. История Машиного исчезновения обрастает все новыми и новыми подробностями, и вот совсем недавно выяснилось еще одно странное обстоятельство. Не знаю, поможет ли оно делу или лишь сильнее запутает его, но... Выяснилось, что тот парень, из Питера, с которым Маша общалась по Интернету, оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал на страничке, все фотографии заимствованы у самых разных людей, также зарегистрированных в соцсетях, а в друзьях у него значатся исключительно девушки из разных городов. Кто он на самом деле, пока выяснить не получается. И удалось ли им тогда встретиться с Машей – тоже.