Федя, 23 года:
Я вырос в отличной семье: отец с матерью – чистокровные русские, в нашей стране такое встречается редко. При этом оба они еще и москвичи в четвертом поколении. Или даже в пятом? Я точно не помню: историю своего рода досконально не изучал.
До подросткового возраста я был совершенно обычным парнем. Дрался, конечно, но не до такой степени, чтобы получать за это выговоры. Я был самым высоким в классе, поэтому никто ко мне особо не лез.
Лет в 13 у меня появились проблемы. Все началось с того, что мои ребята поссорились с парнями из параллели. Из-за этого мордобои стали происходить гораздо чаще.
Конечно, иногда мне было страшно. А как же иначе? Ты – 13-летний пацан, тебя окружают гопники лет 18 (некоторые группировки приводят на стрелки парней постарше – знакомых из школы, братьев). И ты должен доказать себе и друзьям, что этих уродов ты совсем не боишься... Приходилось переступать через себя.
Все наши стычки заканчивались в кабинете директора школы в компании родителей. Там мой отец для вида меня ругал. А когда мы возвращались домой, он говорил: правильно, сынок, надо уметь за себя постоять, ведь люди – те же звери, у нас тоже есть инстинкт самосохранения. Я с ним и не спорил. Я и сейчас так думаю.
Годам к 14 мы с парнями из класса стали, что называется, неформалами. Все началось с тяжелой музыки. Тогда диски правильных групп можно было достать только на «Горбушке». Мы ездили за ними компаниями по 5-6 человек. А в ту пору (речь идет о конце девяностых – начале двухтысячных) по «Горбушке» ходило много парней в форме. Это были солдаты, которые вернулись из Чечни. Они уже не числились в армии, но все равно носили некоторую военную атрибутику – сапоги, ремни, беретки. Реже – камуфляж. Я смотрел на них и думал: эти ребята ничего не боятся. Мне казалось, что форма как бы защищает их.
Насмотревшись на этих парней, мы с ребятами тоже купили себе значки и нашивки. И стали время от времени носить их с обычными свитерами и куртками. И скоро мы ощутили эффект: когда приходишь на стрелку с армейской атрибутикой, ты и правда иначе себя ведешь. Ты как будто теряешь страх. И дерешься спокойно.
У солдат с «Горбушки» мы переняли не только внешние отличия. Было и кое-что посерьезнее. Дело в том, что эти парни вели себя достаточно агрессивно. Конечно, после перенесенной войны они серьезно пошатнулись головой. Любая несправедливость, любое проявление хамства, наглости действовали им на расстроенные нервы и становились поводом для драки.
Так дембели часто нападали на кавказцев. Обычно это происходило по двум причинам. Первый сценарий выглядел так: солдат напивался, вспоминал умерших товарищей, в буквальном смысле рыдал. После этого он видел кавказца (скорее – чеченца или осетина), подходил к нему – и начиналось:
– Вы, ***, убили моего брата, вы,***, подонки, вы мрази...
Кавказец приводил друзей. И случалась разборка.
А еще бывало, что кто-то из ненаших, допустим, обсчитывал покупателя или впаривал неисправный товар. Тут же об этом узнавали ошивающиеся неподалеку дембели. Они уводили продавца в сторонку и избивали его.
Все это происходило на моих глазах. На этих сценах я вырос. И при этом парни в форме были для меня образцами для подражания, героями. Они ведь ничего не боялись. Я хотел стать таким же, как они.
Спустя некоторое время мы по-настоящему подружились с солдатами. Они превратились для нас в старших братьев. И от них мы узнали о некоторых неформальных тусовках и сборищах. После многих литров пива, выпитых совместно, меня с друзьями впервые пригласили на одну из таких тусовок. Так я попал к скинхедам.
Начиналось все мирно: водка, панк-музыка, девочки. При этом мы не только бухали, но и занимались полезными делами. Солдаты и парни, которые косили под них, проводили для нас специальные крутые занятия по борьбе. Мы уезжали загород и там тренировались. Об этом я даже рассказывал отцу с матерью. Они были довольны тем, что я «занимаюсь спортом».
Потом пошла идеология. Никто мне не навязывал идею превосходства белой расы. Просто я стал читать нужные книги и журналы. Тогда, кстати, выходило одно подпольное издание (название упоминать не хочу), которое буквально объясняло, как можно стать скинхедом. В нем публиковались тексты, перепечатанные из итальянских, британских и американских аналогов. Большая часть статей рассказывала про атрибутику: в них говорилось о том, почему надо носить ту или иную нашивку, что это символизирует, как не сойти за идиота, нацепив на себя все подряд. Некоторые углублялись в иcторию. И обычно отдельный раздел был посвящен теме white power – неонацистским заповедям. Там приводились научно-социологические исследования, доказывающие, что наша белая цивилизация – арийская раса – очень скоро погибнет, если мы не начнем отстаивать ее права. Если не будем бороться со вcякими чурками, нигерами, евреями и косоглазыми.
Через некоторое время я прошел обряд посвящения. Это бой один на один с другим скинхедом. Все закончилось переломом руки, но драку я отстоял.
Еще чуть позже меня попытались завербовать. Любая скинхедовская группировка – отличная приманка для людей, имеющих отношение к политике. Обычно вербовщики приходят на ска-панк-концерт, подсаживаются к тебе за столик, протягивают листовку и говорят: «Ой, ребята, идите к нам – у нас есть спортивные секции, тренажерный зал, мы интересные мероприятия проводим... Будет весело». Те, кто клюет на эту удочку, заканчивают очень плохо. Они становятся тупыми пешками для политических манипуляций. Их просто используют, как сырье, для драк, дебошей, демонстраций.
Я в этом не участвовал, но пара моих хороших друзей полностью двинулась мозгами, попав в партии, которые, по сути, мало чем отличаются от сект – у них ведь те же законы и тот же дебильный фанатизм. Вот, например, мой друг, назовем его Славой, еще лет в 17 начал ходить на демонстрации. Он меня младше года на 2, но сейчас я чувствую, как будто я старше его лет на 10. Дело в том, что Славу быстренько прибрала к рукам одна организация, названия которой я оглашать не буду. Теперь Слава на них работает. Он целиком и полностью погрузился в насилие. Понимаете, это как наркотик. Адреналин. Люди буквально поворачиваются на этом деле.
Что ему приходится делать? В основном просто драться . Пару дней назад, например, он позвонил мне и рассказал про очередную стрелку в одном московском криминальном районе. Надо было побить какого-то мужика. За это дело Славе заплатили несколько сотен рублей. Что за мужик и чем он занимается – Слава без понятия. Ему-то самому вообще нет до этого дела. Друг пришел с еще семью парнями-наци. А этот мужик тоже не дурак – как только увидел, что у него во дворе творится, сразу позвал свою братву. В итоге этого главного мужика и пальцем не тронули, а Слава с друзьями огреб по полной. Он вообще-то парень крепкий – его сложно побить. Но тут и у него было несколько серьезных травм. После стрелки он очень долго кровью блевал. Но это его только разъярило. Ждет не дождется следующего дела.
В подобных случаях нет даже речи о какой-то идеологии. Но такие типы среди скинов встречаются часто. Ведь всяких маргиналов очень легко заделать под неонацистов, впихнуть им разные идеи, которые они сами до конца не поймут, но примут и пойдут на любую поножовщину. В правильных кругах над такими недобитыми уголовниками посмеиваются, их никогда не впускают в серьезную тусовку. Но для массовости они всегда нужны. Кто будет ходить на демонстрации? Кто пойдет на любую драку? Эти самые отморозки, которых хорошенько обработали и приплели к тусовке.
Лично мне всегда были ближе не тупые драки по приказу, а идеологические вылазки. Они выглядят вот как: мы заходили в электричку или в метро, находили лиц среднеазиатской или кавказской наружности. Тех, кто откровенно раздражал. И били их ногами в тяжелых ботинках. А потом убегали от милиции.
Вот, например, как выглядела одна из наших драк с чурками. В тот раз все произошло, как говорится, спонтанно. Мы собирались с двумя друзьями попить пивка где-нибудь. Я ничего не планировал, но у меня в рюкзаке оказались газовый баллончик и бейсбольная бита. Спускаемся с пацанами в метро, настроение – хорошее, никому не мешаем. Вдруг смотрю – пятеро чурок на корточках сидят и орут что-то на своем языке. Мы подходим поближе. И накидываемся на них прыжком.
Одному сразу разбили голову. Черные начали сопротивляться: полезли с кулачками... Вы бы их видели: маленькие, грязные, худые. Они же не жрут ничего у себя на стройке. А мы с друзьями – совсем другое дело: три богатыря – каждый под два метра ростом, в экипировке, со снаряжением...
Внезапно из-за угла на меня набросился таджик с заточкой. Только помахался, как идиот. Я смотрю на него сверху – одна только тень от меня его всего закрывает. Тоже мне – богатырь.
Друг мой сразу сообразил: отнял у другого чурки бутылку и ею же разбил ему голову. После я достал биту, а друг схватился за цепь. И мы их отделали, как школьников. Они только орали и матерились с акцентом. Все побоище продолжалось минут 5-7. Закончилось оно, когда пришел поезд метро, – черные мигом вбежали внутрь. На полу станции остались следы крови. А у нас – всего несколько царапин. Потом мы долго ржали над этой историей...
Кстати, вот все такие «добренькие» – чурок жалеют, а между прочим, когда мы их дубасили, люди буквально разбегались. Про ментов я вообще молчу – ни одного милиционера я не заметил.
Вот в таких мелких уличных боях проверяется твой скинхедский характер. Ты можешь напасть не раздумывая? Готов бороться за идею? Вот таким образом ты доказываешь, что за дело будешь сражаться хоть насмерть. Что ты готов добиваться того, чтобы каждый жил в своей стране. Что ты согласен: как ни крути, кавказцы с таджиками никогда не смогут вжиться в наше общество, потому что не станут подчиняться понятиям русских. Что ты признаешь проблему с евреями. Что ты не хочешь породниться с Азией и иметь косоглазых внуков.
Косоглазых, кстати, я вижу часто. Они катаются по моей ветке к себе в палаточный рынок как раз тогда, когда я еду с работы домой. Обычно мы их не трогаем, но раздражение растет.
Настя, 19 лет:
Я – самая обычная московская студентка. Учусь на втором курсе. Будущий экономист.
К сожалению или к счастью, у меня не самая обычная внешность. Мой папа – русский, а мама – якутка. Многие думают, что я родилась не в Москве.
С того момента, как меня в переулке избили трое абсолютно трезвых парней, прошло уже достаточно много времени – 2,5 года. Но я до сих пор живу не так, как все обычные студенты. Пойти одной на ночную дискотеку? Никогда в жизни! Уехать на дачу на вечерней электричке? Ни за что на свете! Мне страшно, когда нас задерживают на занятиях допоздна и я вынуждена возвращаться домой после наступления темноты. Я не могу вечером спуститься в магазин за кефиром или за хлебом. Даже днем боюсь ездить куда-то без знакомых. И я стараюсь вообще не попадать в некоторые районы Москвы. Никогда в жизни не пойду без крепкого парня по Китай-городу или на Чистые пруды. Там полно бритоголовых, и они в любой момент могут напасть.
В тот день, когда все случилось, я сидела на отработках в институте. Дело шло к сессии, а у меня стоял незачет по математике. Преподаватель оставила нас отвечать часов до восьми-полдевятого. Кафедра находилась в тихом месте. Дорога от универа до метро шла через жилой район.
Я ничуть не волновалась, когда шла по этому маршруту после учебы. Я не торопилась, не оглядывалась по сторонам особенно пристально. Просто спокойно шагала и слушала плеер. Сложно представить: всего пару лет назад я была такой беззаботной!
То, что сзади кто-то идет, я услышала, даже несмотря на громкую музыку в ушах. Это были не шаги, а прямо-таки топот. Ну, я не испугалась, темп не ускорила – мало ли, подумала, подростки какие-то гуляют.
Вдруг я почувствовала, что эта компания идет прямо на меня. Парни делали вид, что не пытаются догнать меня: просто им по пути. Я обернулась, а там – несколько скинхедов в куртках с нашивками, в армейских сапогах... Это были не малолетки – ребята лет 18-20. Один из них говорит:
– Гляньте: чукча! Что она тут забыла?
Я опять-таки даже всерьез не восприняла эту реплику. Знаете, бывает такое состояние: что-то ужасное творится, но ты знаешь – это ну просто не может произойти именно с тобой никогда и ни при каких обстоятельствах! Это жуткая ошибка.
Вдруг один из парней схватил меня:
– Ты че, чукча, тут забыла? Че лезешь в чужую страну? Работу ищешь, да? Уборщицей устраиваешься? Ты знаешь, сколько тут безработных русских?
– Ребят, отстаньте, я иду домой...
На этой фразе я отвернулась, прибавила темп и двинулась к остановке.
Но далеко уйти я не смогла: один из парней схватил меня за локоть:
– Мы с тобой разговариваем – не смей уходить!
Я заорала, чтобы кто-нибудь обратил на нас внимание и вступился за меня, но улица была пустой. При этом мой крик прямо растормошил парней. Они выхватили у меня сумку и заржали. От страха я стала ругаться матом и попыталась выхватить свои вещи. Конечно, если бы я до конца понимала, что происходит, я бы убежала. Но когда дошло, что нужно уносить ноги, меня уже окружили кольцом. Парни сняли с себя шарфы и завязали их на лицах, как хирургические маски. Такой жест напоминает последние приготовления палача – лишь бы жертва тебя не видела.
Они били меня своими армейскими сапогами по спине и по животу. Это все сопровождалось криками «мочим чурку!». Я свернулась калачиком и закрыла лицо руками.
Последний удар пришелся на затылок. Может, и после этого что-то было – я уже не помню: потеряла сознание.
Когда пришла в себя, надо мной стояла какая-то бабуля. Она пыталась подложить мне под голову свитер. Я посмотрела на свои руки – они были в крови. Я не сразу поняла, откуда это. Как оказалось позже, когда падала, я расшибла себе голову о кирпичный выступ дома.
Через какое-то время возле меня начали собираться люди. Одни говорили: «Вот, посмотрите: малолетняя бомжиха!», другие спорили: «Нет, нормальная девчонка, поругалась, видать, с кем-то». Никто и подумать не мог о том, что на меня просто ни за что ни про что напали скинхеды.
Когда ко мне нагнулся какой-то мужик: «Парень твой тебя избил? Скажи мне, где он!», я попыталась открыть рот, но поняла, что разговаривать не могу. Получалось только стонать.
Минут сорок я так и пролежала на асфальте. Боль, которую я ощущала во всем теле, даже сложно описать. Периодически я снова и снова теряла сознание. Честное слово, все это время я думала о том, что вот-вот умру.
Меня отвезли в больницу на «скорой». Не помню, что со мной делали доктора, но главное – они ввели сильное обезболивающее. От него все поплыло перед глазами, зато тело перестало ныть.
Окончательно я пришла в себя на больничной койке. Приехала мама, отец был в дороге. С мамой случилась жуткая истерика. Она вся дрожала и очень долго не могла успокоиться.
После пришел милиционер. Меня заставил давать показания. Самый дурацкий вопрос мне задали раз сто: «А у вас с ними был конфликт?» Милиционер отказался верить в то, что ко мне пристали на улице просто так.
К моему огромному счастью, я еще легко отделалась: серьезное сотрясение мозга и многочисленные вывихи. Мне предлагали психологическую помощь, но тогда я отказалась. Сейчас понимаю, что я это зря сделала. Хочу теперь найти себе нормального психолога. Не могу так больше. Уже два года живу с непроходящими страхами.
Тех уродов так и не поймали. Мы с мамой несколько раз ходили на опознание, но я так никого и не вычислила. Меня ведь били люди с закрытыми лицами. А нашивки у всех одинаковые.
Мое дело до сих пор открыто – валяется где-то в прокуратуре, но с места не движется. Может, следующая жертва – а я уверена, она будет, – сможет что-то внятно объяснить в милиции?
И ведь я ничего плохого никому не сделала. Я не виновата в том, что у меня неславянская внешность! Как можно за такое бить человека, как?
Многие думают, что скинхеды – это такой городской миф. Мол, это байки, якобы мы живем в цивилизованной стране. А еще кто-то считает, что если скинхеды и существуют, то у них драки случаются исключительно между собой. Но нет. Я – живое доказательство того, что среди нас есть отморозки, которые не боятся бить хрупкую, ни в чем не повинную девушку просто так – за разрез глаз или цвет кожи. Ну что ж, Бог им судья.
ФАКТЫ
январь 2011
Я вырос в отличной семье: отец с матерью – чистокровные русские, в нашей стране такое встречается редко. При этом оба они еще и москвичи в четвертом поколении. Или даже в пятом? Я точно не помню: историю своего рода досконально не изучал.
До подросткового возраста я был совершенно обычным парнем. Дрался, конечно, но не до такой степени, чтобы получать за это выговоры. Я был самым высоким в классе, поэтому никто ко мне особо не лез.
Лет в 13 у меня появились проблемы. Все началось с того, что мои ребята поссорились с парнями из параллели. Из-за этого мордобои стали происходить гораздо чаще.
Конечно, иногда мне было страшно. А как же иначе? Ты – 13-летний пацан, тебя окружают гопники лет 18 (некоторые группировки приводят на стрелки парней постарше – знакомых из школы, братьев). И ты должен доказать себе и друзьям, что этих уродов ты совсем не боишься... Приходилось переступать через себя.
Все наши стычки заканчивались в кабинете директора школы в компании родителей. Там мой отец для вида меня ругал. А когда мы возвращались домой, он говорил: правильно, сынок, надо уметь за себя постоять, ведь люди – те же звери, у нас тоже есть инстинкт самосохранения. Я с ним и не спорил. Я и сейчас так думаю.
Годам к 14 мы с парнями из класса стали, что называется, неформалами. Все началось с тяжелой музыки. Тогда диски правильных групп можно было достать только на «Горбушке». Мы ездили за ними компаниями по 5-6 человек. А в ту пору (речь идет о конце девяностых – начале двухтысячных) по «Горбушке» ходило много парней в форме. Это были солдаты, которые вернулись из Чечни. Они уже не числились в армии, но все равно носили некоторую военную атрибутику – сапоги, ремни, беретки. Реже – камуфляж. Я смотрел на них и думал: эти ребята ничего не боятся. Мне казалось, что форма как бы защищает их.
Насмотревшись на этих парней, мы с ребятами тоже купили себе значки и нашивки. И стали время от времени носить их с обычными свитерами и куртками. И скоро мы ощутили эффект: когда приходишь на стрелку с армейской атрибутикой, ты и правда иначе себя ведешь. Ты как будто теряешь страх. И дерешься спокойно.
У солдат с «Горбушки» мы переняли не только внешние отличия. Было и кое-что посерьезнее. Дело в том, что эти парни вели себя достаточно агрессивно. Конечно, после перенесенной войны они серьезно пошатнулись головой. Любая несправедливость, любое проявление хамства, наглости действовали им на расстроенные нервы и становились поводом для драки.
Так дембели часто нападали на кавказцев. Обычно это происходило по двум причинам. Первый сценарий выглядел так: солдат напивался, вспоминал умерших товарищей, в буквальном смысле рыдал. После этого он видел кавказца (скорее – чеченца или осетина), подходил к нему – и начиналось:
– Вы, ***, убили моего брата, вы,***, подонки, вы мрази...
Кавказец приводил друзей. И случалась разборка.
А еще бывало, что кто-то из ненаших, допустим, обсчитывал покупателя или впаривал неисправный товар. Тут же об этом узнавали ошивающиеся неподалеку дембели. Они уводили продавца в сторонку и избивали его.
Все это происходило на моих глазах. На этих сценах я вырос. И при этом парни в форме были для меня образцами для подражания, героями. Они ведь ничего не боялись. Я хотел стать таким же, как они.
Спустя некоторое время мы по-настоящему подружились с солдатами. Они превратились для нас в старших братьев. И от них мы узнали о некоторых неформальных тусовках и сборищах. После многих литров пива, выпитых совместно, меня с друзьями впервые пригласили на одну из таких тусовок. Так я попал к скинхедам.
Начиналось все мирно: водка, панк-музыка, девочки. При этом мы не только бухали, но и занимались полезными делами. Солдаты и парни, которые косили под них, проводили для нас специальные крутые занятия по борьбе. Мы уезжали загород и там тренировались. Об этом я даже рассказывал отцу с матерью. Они были довольны тем, что я «занимаюсь спортом».
Потом пошла идеология. Никто мне не навязывал идею превосходства белой расы. Просто я стал читать нужные книги и журналы. Тогда, кстати, выходило одно подпольное издание (название упоминать не хочу), которое буквально объясняло, как можно стать скинхедом. В нем публиковались тексты, перепечатанные из итальянских, британских и американских аналогов. Большая часть статей рассказывала про атрибутику: в них говорилось о том, почему надо носить ту или иную нашивку, что это символизирует, как не сойти за идиота, нацепив на себя все подряд. Некоторые углублялись в иcторию. И обычно отдельный раздел был посвящен теме white power – неонацистским заповедям. Там приводились научно-социологические исследования, доказывающие, что наша белая цивилизация – арийская раса – очень скоро погибнет, если мы не начнем отстаивать ее права. Если не будем бороться со вcякими чурками, нигерами, евреями и косоглазыми.
Через некоторое время я прошел обряд посвящения. Это бой один на один с другим скинхедом. Все закончилось переломом руки, но драку я отстоял.
Еще чуть позже меня попытались завербовать. Любая скинхедовская группировка – отличная приманка для людей, имеющих отношение к политике. Обычно вербовщики приходят на ска-панк-концерт, подсаживаются к тебе за столик, протягивают листовку и говорят: «Ой, ребята, идите к нам – у нас есть спортивные секции, тренажерный зал, мы интересные мероприятия проводим... Будет весело». Те, кто клюет на эту удочку, заканчивают очень плохо. Они становятся тупыми пешками для политических манипуляций. Их просто используют, как сырье, для драк, дебошей, демонстраций.
Я в этом не участвовал, но пара моих хороших друзей полностью двинулась мозгами, попав в партии, которые, по сути, мало чем отличаются от сект – у них ведь те же законы и тот же дебильный фанатизм. Вот, например, мой друг, назовем его Славой, еще лет в 17 начал ходить на демонстрации. Он меня младше года на 2, но сейчас я чувствую, как будто я старше его лет на 10. Дело в том, что Славу быстренько прибрала к рукам одна организация, названия которой я оглашать не буду. Теперь Слава на них работает. Он целиком и полностью погрузился в насилие. Понимаете, это как наркотик. Адреналин. Люди буквально поворачиваются на этом деле.
Что ему приходится делать? В основном просто драться . Пару дней назад, например, он позвонил мне и рассказал про очередную стрелку в одном московском криминальном районе. Надо было побить какого-то мужика. За это дело Славе заплатили несколько сотен рублей. Что за мужик и чем он занимается – Слава без понятия. Ему-то самому вообще нет до этого дела. Друг пришел с еще семью парнями-наци. А этот мужик тоже не дурак – как только увидел, что у него во дворе творится, сразу позвал свою братву. В итоге этого главного мужика и пальцем не тронули, а Слава с друзьями огреб по полной. Он вообще-то парень крепкий – его сложно побить. Но тут и у него было несколько серьезных травм. После стрелки он очень долго кровью блевал. Но это его только разъярило. Ждет не дождется следующего дела.
В подобных случаях нет даже речи о какой-то идеологии. Но такие типы среди скинов встречаются часто. Ведь всяких маргиналов очень легко заделать под неонацистов, впихнуть им разные идеи, которые они сами до конца не поймут, но примут и пойдут на любую поножовщину. В правильных кругах над такими недобитыми уголовниками посмеиваются, их никогда не впускают в серьезную тусовку. Но для массовости они всегда нужны. Кто будет ходить на демонстрации? Кто пойдет на любую драку? Эти самые отморозки, которых хорошенько обработали и приплели к тусовке.
Лично мне всегда были ближе не тупые драки по приказу, а идеологические вылазки. Они выглядят вот как: мы заходили в электричку или в метро, находили лиц среднеазиатской или кавказской наружности. Тех, кто откровенно раздражал. И били их ногами в тяжелых ботинках. А потом убегали от милиции.
Вот, например, как выглядела одна из наших драк с чурками. В тот раз все произошло, как говорится, спонтанно. Мы собирались с двумя друзьями попить пивка где-нибудь. Я ничего не планировал, но у меня в рюкзаке оказались газовый баллончик и бейсбольная бита. Спускаемся с пацанами в метро, настроение – хорошее, никому не мешаем. Вдруг смотрю – пятеро чурок на корточках сидят и орут что-то на своем языке. Мы подходим поближе. И накидываемся на них прыжком.
Одному сразу разбили голову. Черные начали сопротивляться: полезли с кулачками... Вы бы их видели: маленькие, грязные, худые. Они же не жрут ничего у себя на стройке. А мы с друзьями – совсем другое дело: три богатыря – каждый под два метра ростом, в экипировке, со снаряжением...
Внезапно из-за угла на меня набросился таджик с заточкой. Только помахался, как идиот. Я смотрю на него сверху – одна только тень от меня его всего закрывает. Тоже мне – богатырь.
Друг мой сразу сообразил: отнял у другого чурки бутылку и ею же разбил ему голову. После я достал биту, а друг схватился за цепь. И мы их отделали, как школьников. Они только орали и матерились с акцентом. Все побоище продолжалось минут 5-7. Закончилось оно, когда пришел поезд метро, – черные мигом вбежали внутрь. На полу станции остались следы крови. А у нас – всего несколько царапин. Потом мы долго ржали над этой историей...
Кстати, вот все такие «добренькие» – чурок жалеют, а между прочим, когда мы их дубасили, люди буквально разбегались. Про ментов я вообще молчу – ни одного милиционера я не заметил.
Вот в таких мелких уличных боях проверяется твой скинхедский характер. Ты можешь напасть не раздумывая? Готов бороться за идею? Вот таким образом ты доказываешь, что за дело будешь сражаться хоть насмерть. Что ты готов добиваться того, чтобы каждый жил в своей стране. Что ты согласен: как ни крути, кавказцы с таджиками никогда не смогут вжиться в наше общество, потому что не станут подчиняться понятиям русских. Что ты признаешь проблему с евреями. Что ты не хочешь породниться с Азией и иметь косоглазых внуков.
Косоглазых, кстати, я вижу часто. Они катаются по моей ветке к себе в палаточный рынок как раз тогда, когда я еду с работы домой. Обычно мы их не трогаем, но раздражение растет.
Настя, 19 лет:
Я – самая обычная московская студентка. Учусь на втором курсе. Будущий экономист.
К сожалению или к счастью, у меня не самая обычная внешность. Мой папа – русский, а мама – якутка. Многие думают, что я родилась не в Москве.
С того момента, как меня в переулке избили трое абсолютно трезвых парней, прошло уже достаточно много времени – 2,5 года. Но я до сих пор живу не так, как все обычные студенты. Пойти одной на ночную дискотеку? Никогда в жизни! Уехать на дачу на вечерней электричке? Ни за что на свете! Мне страшно, когда нас задерживают на занятиях допоздна и я вынуждена возвращаться домой после наступления темноты. Я не могу вечером спуститься в магазин за кефиром или за хлебом. Даже днем боюсь ездить куда-то без знакомых. И я стараюсь вообще не попадать в некоторые районы Москвы. Никогда в жизни не пойду без крепкого парня по Китай-городу или на Чистые пруды. Там полно бритоголовых, и они в любой момент могут напасть.
В тот день, когда все случилось, я сидела на отработках в институте. Дело шло к сессии, а у меня стоял незачет по математике. Преподаватель оставила нас отвечать часов до восьми-полдевятого. Кафедра находилась в тихом месте. Дорога от универа до метро шла через жилой район.
Я ничуть не волновалась, когда шла по этому маршруту после учебы. Я не торопилась, не оглядывалась по сторонам особенно пристально. Просто спокойно шагала и слушала плеер. Сложно представить: всего пару лет назад я была такой беззаботной!
То, что сзади кто-то идет, я услышала, даже несмотря на громкую музыку в ушах. Это были не шаги, а прямо-таки топот. Ну, я не испугалась, темп не ускорила – мало ли, подумала, подростки какие-то гуляют.
Вдруг я почувствовала, что эта компания идет прямо на меня. Парни делали вид, что не пытаются догнать меня: просто им по пути. Я обернулась, а там – несколько скинхедов в куртках с нашивками, в армейских сапогах... Это были не малолетки – ребята лет 18-20. Один из них говорит:
– Гляньте: чукча! Что она тут забыла?
Я опять-таки даже всерьез не восприняла эту реплику. Знаете, бывает такое состояние: что-то ужасное творится, но ты знаешь – это ну просто не может произойти именно с тобой никогда и ни при каких обстоятельствах! Это жуткая ошибка.
Вдруг один из парней схватил меня:
– Ты че, чукча, тут забыла? Че лезешь в чужую страну? Работу ищешь, да? Уборщицей устраиваешься? Ты знаешь, сколько тут безработных русских?
– Ребят, отстаньте, я иду домой...
На этой фразе я отвернулась, прибавила темп и двинулась к остановке.
Но далеко уйти я не смогла: один из парней схватил меня за локоть:
– Мы с тобой разговариваем – не смей уходить!
Я заорала, чтобы кто-нибудь обратил на нас внимание и вступился за меня, но улица была пустой. При этом мой крик прямо растормошил парней. Они выхватили у меня сумку и заржали. От страха я стала ругаться матом и попыталась выхватить свои вещи. Конечно, если бы я до конца понимала, что происходит, я бы убежала. Но когда дошло, что нужно уносить ноги, меня уже окружили кольцом. Парни сняли с себя шарфы и завязали их на лицах, как хирургические маски. Такой жест напоминает последние приготовления палача – лишь бы жертва тебя не видела.
Они били меня своими армейскими сапогами по спине и по животу. Это все сопровождалось криками «мочим чурку!». Я свернулась калачиком и закрыла лицо руками.
Последний удар пришелся на затылок. Может, и после этого что-то было – я уже не помню: потеряла сознание.
Когда пришла в себя, надо мной стояла какая-то бабуля. Она пыталась подложить мне под голову свитер. Я посмотрела на свои руки – они были в крови. Я не сразу поняла, откуда это. Как оказалось позже, когда падала, я расшибла себе голову о кирпичный выступ дома.
Через какое-то время возле меня начали собираться люди. Одни говорили: «Вот, посмотрите: малолетняя бомжиха!», другие спорили: «Нет, нормальная девчонка, поругалась, видать, с кем-то». Никто и подумать не мог о том, что на меня просто ни за что ни про что напали скинхеды.
Когда ко мне нагнулся какой-то мужик: «Парень твой тебя избил? Скажи мне, где он!», я попыталась открыть рот, но поняла, что разговаривать не могу. Получалось только стонать.
Минут сорок я так и пролежала на асфальте. Боль, которую я ощущала во всем теле, даже сложно описать. Периодически я снова и снова теряла сознание. Честное слово, все это время я думала о том, что вот-вот умру.
Меня отвезли в больницу на «скорой». Не помню, что со мной делали доктора, но главное – они ввели сильное обезболивающее. От него все поплыло перед глазами, зато тело перестало ныть.
Окончательно я пришла в себя на больничной койке. Приехала мама, отец был в дороге. С мамой случилась жуткая истерика. Она вся дрожала и очень долго не могла успокоиться.
После пришел милиционер. Меня заставил давать показания. Самый дурацкий вопрос мне задали раз сто: «А у вас с ними был конфликт?» Милиционер отказался верить в то, что ко мне пристали на улице просто так.
К моему огромному счастью, я еще легко отделалась: серьезное сотрясение мозга и многочисленные вывихи. Мне предлагали психологическую помощь, но тогда я отказалась. Сейчас понимаю, что я это зря сделала. Хочу теперь найти себе нормального психолога. Не могу так больше. Уже два года живу с непроходящими страхами.
Тех уродов так и не поймали. Мы с мамой несколько раз ходили на опознание, но я так никого и не вычислила. Меня ведь били люди с закрытыми лицами. А нашивки у всех одинаковые.
Мое дело до сих пор открыто – валяется где-то в прокуратуре, но с места не движется. Может, следующая жертва – а я уверена, она будет, – сможет что-то внятно объяснить в милиции?
И ведь я ничего плохого никому не сделала. Я не виновата в том, что у меня неславянская внешность! Как можно за такое бить человека, как?
Многие думают, что скинхеды – это такой городской миф. Мол, это байки, якобы мы живем в цивилизованной стране. А еще кто-то считает, что если скинхеды и существуют, то у них драки случаются исключительно между собой. Но нет. Я – живое доказательство того, что среди нас есть отморозки, которые не боятся бить хрупкую, ни в чем не повинную девушку просто так – за разрез глаз или цвет кожи. Ну что ж, Бог им судья.
ФАКТЫ
- На данный момент в России зарегистрировано более 150 радикальных неонацистских группировок.
- В последние годы в РФ наблюдается всплеск преступлений, совершенных по причине этнической нетерпимости.
- По данным на ноябрь, в 2010 году, согласно одной только официальной статистике центра «Сова», в результате расистских нападений было убито 23 человека, избит и ранен 231 человек, из них 9 убитых и 46 избитых и раненых – выходцы из Центральной Азии. При этом в 2010 году вынесено 63 обвинительных приговора, учитывающих мотив ненависти. Осуждены 215 человек, из них 75 – осуждены условно или освобождены от наказания.
- В нашей стране проживают представители более чем 160 национальностей. По сути, фраза «Россия для русских» лишена всякой логики и смысла.
Комментарий психолога
Немецкий социолог и психоаналитик Эрих Фромм утверждает: существует 2 вида агрессии – доброкачественная (появляется в момент опасности и носит защитный характер) и злокачественная (форма жестокости, связанная со структурой личности). Федя – скорее второй случай. При этом считается, что агрессия в принципе – способ выражения гнева, который по своей природе является вторичным чувством, возникшим на основе боли, унижения, обиды, страха и, главное, неудовлетворенности в любви. А еще в психологии принято искать истоки проблем личности в детских травмах. Но нет: у Феди было нормальное детство. Его поведение – результат целенаправленной воспитательной линии родителей: папа одобрял все «увлечения» сына. Отсутствие семейной морали привело к развитию у парня акцентуации характера – это пограничное состояние между психической нормой и болезнью. Федя еще ищет теоретическую базу, оправдывающую нападения на мирных людей. Но найдет ли он ее, когда при тех же вспышках агрессии начнет избивать будущую жену?январь 2011