Таня, 16 лет
Говорят, у детей память развивается с трех лет. Это не так: я помню очень много из того, что было до детсадовского возраста.
Я родилась не под самой счастливой звездой. Теперь понимаю, что жила, как зверек – запуганный и брошенный.
Я и мой брат – мы не были нужны нашим родителям. Они могли не появляться дома неделями, оставив нас без еды в полной антисанитарии. Мы питались очистками от картошки. Дверь в квартиру была выбита – ее подпирала доска. В большой комнате однажды случился серьезный пожар, после которого никто даже не подумал сделать ремонт.
Хуже всего было наблюдать ссоры с битьем посуды и швырянием стульев.
Еще хлеще – смотреть на мать, которая встает на подоконник перед распахнутым окном и грозится выброситься.
Что еще нужно человеку, когда есть героин? Ничего. Наших родителей больше ничего не интересовало.
Когда мне исполнилось 4, моего брата сплавили в детдом. Я очень тяжело переживала разлуку с ним. Меня забрали под свою опеку бабушка и дедушка со стороны отца. С матерью с тех пор я ни разу не виделась.
А вот отец жил с нами, но дома появлялся редко. Обычно он возвращался в невменяемом состоянии. Бабушка мучалась с ним – таскалась по наркологическим центрам. Толку-то: он все равно возвращался к героину.
Я почти не общалась с отцом, но все равно любила его. Даже скучала иногда. Безумно жаль, что я не успела его узнать. Когда однажды вернулась из лагеря, бабушка сказала, что отец умер. Сбила машина. Под кайфом.
В школе я всегда была белой вороной. Одноклассники постоянно надо мной издевались, унижали, высмеивали мой внешний вид. Оно и понятно: бабушка с дедушкой меня особенно не баловали. Дед считал, что не модные вещи украшают человека, а уж без плеера так и вовсе можно жить долго и счастливо.
У меня был строгий, но справедливый дедушка. Он был главой семьи. Три года назад у него обнаружили рак желудка. Через год он умер.
Тогда в нашем доме не осталось никого, кроме меня и бабушки. Мне было жутко одиноко. Я почти окончательно замкнулась в себе.
Но однажды все изменилось.
У подруги на даче я познакомилась с одним человеком. Это был мужчина старше меня на 11 лет.
Сначала я немного побаивалась его, но довольно быстро поняла, что поводов не доверять у меня нет. Мы стали часто видеться. Я чувствовала, что сильно нравлюсь ему.
Очень скоро наши встречи и для меня стали чем-то необыкновенным. До знакомства с Сашей со мной никогда такого не было. Он мог приехать поздно вечером с огромным букетом цветов, чтобы просто сказать, что очень соскучился и нужно срочно меня обнять. Мог написать трогательное сообщение среди ночи. Мог внезапно увезти в сказочный ресторан.
Он ловил кайф от того, что мог так легко удивить девочку из простой семьи, толком ничего не повидавшую.
Я попала в сильную зависимость от Саши. Влюбилась без памяти.
Все было более чем прекрасно.
Но однажды мир перевернулся. Выяснилось, что у него есть жена и дочь.
Для меня семья – нечто очень серьезное, цельное и неразрывное. Если мужчина и женщина состоят в браке и у них есть дети, они ни в коем случае не должны разлучаться, думала я.
Саша убедил меня в обратном. «Если мы женаты, это не конец. Всегда можно развестись. Штамп в паспорте ничего не значит», – уверял он. Саша обещал, что я обязательно буду в белом платье и в будущем у нас родятся самые красивые детишки. Я, окрыленная, поверила, что ради меня он бросит и жену, и ребенка.
И я ждала. Я была сверхпокладистой. Всегда шла на уступки – делала все, что он захочет. Я терпела его телефонное сюсюканье с женой. Никогда не звонила и не писала смс, если знала, что она рядом. Мирилась с тем, что он спит с ней каждую ночь. Я была для него идеальной любовницей – тише воды, ниже травы. Не высовывалась и ничего не требовала.
Так продолжалось год. А закончилось все как-то само собой. В один момент Саша перестал звонить – и все. Не резко, конечно, – постепенно. Пару раз я пыталась поговорить с ним, но только окончательно все испортила. И действительно, зачем нужна любовница, которая пытается выяснять отношения?
Тогда – да и сейчас – я бы с удовольствием стерла Сашу из памяти, но у меня не получалось не думать о нем. Меня заклинило. Никто даже не подозревал, как плохо мне было в тот момент. Но я нашла способ расслабиться и забыться.
В один из таких вечеров, когда слезы текли сами собой, я набрала номер матери.
Бабушка говорит, что я очень похожа на мать. Так похожа, что породу во мне не перебить. Возможно, это тоже сыграло свою роль.
К телефону подошел мой брат. Оказалось, что он сбежал из детдома домой – обратно к матери.
Брат предложил заехать в гости, но я не захотела. Мать сильно пьет. Квартира в таком же отвратительном состоянии, как раньше. Смотреть на это не было никакого желания. Мы договорились просто погулять где-нибудь в городе.
Я рассказала брату обо всем, что со мной произошло.
И брат попробовал убедить меня в том, что счастье есть. Не здесь – в другом мире.
Как-то раз мы с братом пошли в гости к его другу. Я сидела весь вечер загруженная – была в ужасном настроении. Думала, как всегда, о Саше.
От мрачных мыслей меня отвлек Вова – друг брата. Он начал издалека. Спросил об учебе, о том, какую музыку люблю, о личной жизни. Вопрос «ты пробовала экстази?» прозвучал так, будто он поинтересовался, чем я завтракала. Я покачала головой.
Когда тебе плохо, когда перестаешь понимать, зачем вообще живешь, согласишься на что угодно. От скуки. От безысходности.
Вова вложил мне в руку две розовые таблеточки с кельтскими крестиками. Я тут же отправила в рот обе. Разжевала, как посоветовали. Они были ужасно горькими. Я запила большим количеством чая.
Никакого эффекта я не ждала. Села и закурила.
Через какое-то время Вова начал раскачиваться и гладить диван. Я тоже провела рукой по спинке и просто рот открыла от удивления. Диван оказался очень приятным на ощупь – мягким, шелковистым. Мне захотелось погладить его всем телом.
После этого минут на 40 я потерялась. Помню только, как Вова взял меня за руку, отвел в ванную и поставил перед зеркалом.
Я заглянула себе в глаза. Зрачки расширились так, что практически закрыли собой радужную оболочку.
«Посмотри, ты такая красивая! В тебе все идеально: волосы, кожа,
фигура... Ты божественно красива. Давай ты будешь моей богиней?»
Вова обнял меня. Я улыбнулась.
Я – богиня.
В тот момент мне больше ничего не нужно было – только смотреть на себя в зеркало и обнимать Вову. Я почувствовала, что не осталось никаких проблем. Я любила весь мир.
Я подняла руки к потолку – они бесконечно длинные. Это так прекрасно!
Откуда-то блестки на моем теле.
Дверной проем намного шире, чем он есть на самом деле.
Все новое. Все интересное. Звуки, запахи, внешний вид предметов – все такое невероятное.
Я могу все. Я – волшебница. Я – богиня.
Вот это счастье!
Как выяснилось потом, мальчики слегка не рассчитали: я съела слишком много. Стандартные таблетки маленькие, а я заглотила 2 большие. Для моих 46 кг это четырехкратная норма. Плюс трава, которую мы тогда покурили вдогонку. Эффект был чересчур сильным. Он продлился часов 9.
Но через эти счастливые 9 часов я чуть не сдохла. Обычно отходняк от экстази мягкий, я же не могла найти себе места. Лягу – плохо, сяду – тоже плохо. Голова как дуршлаг – ничего вообще не соображаешь, все забываешь, не знаешь, что делать. Заморачиваешься по этому поводу, настроение падает. Только и мечтаешь о том, чтобы поскорее отпустило. А на самом деле давно уже отпустило, но состояние это осталось.
Когда я приехала домой, бабуля сказала, что я зеленого цвета. Я не спала двое суток. Есть вообще не могла. Рвало неизвестно чем, руки тряслись, еле ходила. Минут 15 я соображала, что нужно сделать, чтобы попить. Сначала я присела, потом начала вспоминать, где лежат стаканы, потом – как открывается бутылка... Я ничего не понимала.
В тот день мне еще и пришлось тащиться на пробный ЕГЭ по русскому. Думала, что скончаюсь. Меня даже хотели отправить домой. Я была абсолютно неадекватна. Читала простейшие задания, но не могла понять смысла отдельных слов.
Тогда я подумала, что больше никаких маленьких таблеточек – хватит одного раза.
Но мозг долго помнит только удовольствие.
Я знала, что создаю себе новые проблемы. Но жить в вечной депрессии я не хотела.
И случился второй раз, а за ним и третий, четвертый. Вова стал моим проводником по новым мирам. А заодно – и спонсором. Я совершенно ничего не чувствовала по отношению к Вове, но меня это ничуть не напрягало. Мне не любовь нужна была в тот момент – другое.
Экстази, спиды, марихуана – я ушла в полный отрыв. Так мне было проще забывать о Саше. И о бабуле, у которой сын погиб из-за наркотиков. И об учебе, которую забросила. Я просто убежала разом от всех проблем.
Очень скоро мне и вовсе стало казаться, что я уже не могу вот так взять и остановиться. На самом-то деле я навязала себе эту мысль. Так в принципе не может быть.
Физиологической зависимости легкие наркотики не формируют. Психологической... Тонкая штука – психология.
Когда предлагают, очень сложно отказаться. Руки сами тянутся. Да, ты хозяин своим рукам, не хочешь – не принимай. Но я – хотела. Не хотеть – практически невозможно.
И я снова и снова уходила в другой мир. В прекрасную вселенную маленьких таблеточек и порошков.
Чего мы только не творили под экстази. Придумывали всякие экспедиции – например, на кухню за спрайтом. Наша страна называлась Лизляндия. Ходить было очень сложно, поэтому мы ползали, чаще всего – по-пластунски. Дрались с плюшевым удавом – однажды даже запихнули его в холодильник. Как-то нам почудилось, что в квартире кошка – мы ее ловили, а она убегала. Был такой момент, когда мы пытались все завернуться в одеяло, но никак не могли справиться – оно казалось бесконечно длинным.
Часто все это мы проделывали совершенно голыми. Когда ты под экстази, кожа очень восприимчива к материалам. А еще жарко. Одежда просто обламывает, сковывает движения, вот ты от нее и избавляешься. Понятно, к чему все это приводит.
Секс под экстази, кстати, – вообще отдельная тема. Все ощущения множатся в разы. Только вот на оргазме заморачиваться нельзя, это нереально. Либо экстази, либо оргазм – вместе они не уживаются.
Именно из-за этого я не очень любила заниматься сексом под таблетками. Я старалась не участвовать в коллективных развлечениях. Иногда – получалось.
В общем, как ни крути, под кайфом хорошо, что уж скрывать.
Но вот когда отпускает, становится еще хуже, чем было до того, как съел таблетку. Физически – если перебрал. Психологически – при любом раскладе.
Ты оглядываешься вокруг – и офигеваешь. Все кажется скучным до безобразия. Серым, тоскливым. Пялишься в окно и поражаешься: неужели я прожила здесь всю жизнь? Разве мир всегда был таким? Разве можно смотреть на все это и радоваться?!
Нельзя – и ты съедаешь еще одну таблетку. Или косяк скручиваешь. Или дорожку делаешь. Экстази мы не ограничивались.
Я вообще очень плотно начала интересоваться разными видами наркотиков, когда подсела. Изучила, как они действуют, какой вред организму причиняют, что в них входит.
Есть такая страшная вещь, как ЛСД, – вот это я точно под страхом смерти принимать не буду. Под ЛСД человек не может себя контролировать вообще, потому что не отличает реальное от причудившегося. Это жесткий галлюциноген. Под ним ты можешь запросто броситься под машину или из окна прыгнуть, зарезать себя можешь. Лизергиновая кислота настолько меняет мозг, что, если тебе покажется, будто ты жираф, и вправду начнешь думать, как жираф. Зачем так рисковать, когда есть экстази? Тоже, конечно, глючная вещь, но с ней ты себя контролируешь.
Экстази, марихуана... Еще есть спиды. Их я тоже нюхала – причем немало.
От спидов отходняк ужасный – физический. Спиды – это стимулятор. После них ощущаешь подъем настроения и сил. Кажется, будто ты биоробот. Можешь сделать все-все. От спидов не хочется спать, есть. Только огромное желание что-то делать, куда-то идти, причем очень быстро. Говоришь, как на ускоренной перемотке. Жвачку жуешь так, что зубы сводит. Со спидами я не спала по четыре дня, а потом отрубалась на сутки. Организм настолько вынашивался, что болели все мышцы. К спидам у меня выработалось привыкание. Когда я не могла встать и куда-то пойти, а надо было, просто делала дорожку – и в путь. Это все равно что опохмелиться.
Очень скоро от спидов у меня начали часто ломаться ногти – вымывался кальций. И с сердцем что-то не так пошло. Под спидами пульс сильно учащается – у меня было 123 удара в минуту.
Не знаю, чего еще мы попробовали бы, если бы не случилось страшное. Убили Вову. Кажется, из-за денег. Что-то связанное с наркотиками. Я толком ничего не знаю – брат приказал не вмешиваться и помалкивать.
И я не вмешиваюсь. И помалкиваю. Да просто: исчез и источник, и спонсор. Но это не значит, что я завязала.
Не скажу, что мне очень плохо сейчас, но и не особенно-то хорошо. И это не связано ни с Сашей, который все еще не со мной, ни с мамой, ни со школой – ни с чем. Это перманентное. И, кажется, неисправимое.
Да, в реальной жизни существует куча интересных и красивых вещей, но я их, по сути, не замечаю. Может, я просто перестала чувствовать.
У меня есть только одно настоящее счастье – приход. Такой яркий и живой. Его ничем не заменишь.
Если мне снова вложат в руку розовую таблеточку или сделают дорожку, я не откажусь. Я обрадуюсь. Я жду.
Потому что однажды начав, не остановишься. Просто не сможешь объяснить себе, почему, ради чего, зачем.
июль 2008
Говорят, у детей память развивается с трех лет. Это не так: я помню очень много из того, что было до детсадовского возраста.
Я родилась не под самой счастливой звездой. Теперь понимаю, что жила, как зверек – запуганный и брошенный.
Я и мой брат – мы не были нужны нашим родителям. Они могли не появляться дома неделями, оставив нас без еды в полной антисанитарии. Мы питались очистками от картошки. Дверь в квартиру была выбита – ее подпирала доска. В большой комнате однажды случился серьезный пожар, после которого никто даже не подумал сделать ремонт.
Хуже всего было наблюдать ссоры с битьем посуды и швырянием стульев.
Еще хлеще – смотреть на мать, которая встает на подоконник перед распахнутым окном и грозится выброситься.
Что еще нужно человеку, когда есть героин? Ничего. Наших родителей больше ничего не интересовало.
Когда мне исполнилось 4, моего брата сплавили в детдом. Я очень тяжело переживала разлуку с ним. Меня забрали под свою опеку бабушка и дедушка со стороны отца. С матерью с тех пор я ни разу не виделась.
А вот отец жил с нами, но дома появлялся редко. Обычно он возвращался в невменяемом состоянии. Бабушка мучалась с ним – таскалась по наркологическим центрам. Толку-то: он все равно возвращался к героину.
Я почти не общалась с отцом, но все равно любила его. Даже скучала иногда. Безумно жаль, что я не успела его узнать. Когда однажды вернулась из лагеря, бабушка сказала, что отец умер. Сбила машина. Под кайфом.
В школе я всегда была белой вороной. Одноклассники постоянно надо мной издевались, унижали, высмеивали мой внешний вид. Оно и понятно: бабушка с дедушкой меня особенно не баловали. Дед считал, что не модные вещи украшают человека, а уж без плеера так и вовсе можно жить долго и счастливо.
У меня был строгий, но справедливый дедушка. Он был главой семьи. Три года назад у него обнаружили рак желудка. Через год он умер.
Тогда в нашем доме не осталось никого, кроме меня и бабушки. Мне было жутко одиноко. Я почти окончательно замкнулась в себе.
Но однажды все изменилось.
У подруги на даче я познакомилась с одним человеком. Это был мужчина старше меня на 11 лет.
Сначала я немного побаивалась его, но довольно быстро поняла, что поводов не доверять у меня нет. Мы стали часто видеться. Я чувствовала, что сильно нравлюсь ему.
Очень скоро наши встречи и для меня стали чем-то необыкновенным. До знакомства с Сашей со мной никогда такого не было. Он мог приехать поздно вечером с огромным букетом цветов, чтобы просто сказать, что очень соскучился и нужно срочно меня обнять. Мог написать трогательное сообщение среди ночи. Мог внезапно увезти в сказочный ресторан.
Он ловил кайф от того, что мог так легко удивить девочку из простой семьи, толком ничего не повидавшую.
Я попала в сильную зависимость от Саши. Влюбилась без памяти.
Все было более чем прекрасно.
Но однажды мир перевернулся. Выяснилось, что у него есть жена и дочь.
Для меня семья – нечто очень серьезное, цельное и неразрывное. Если мужчина и женщина состоят в браке и у них есть дети, они ни в коем случае не должны разлучаться, думала я.
Саша убедил меня в обратном. «Если мы женаты, это не конец. Всегда можно развестись. Штамп в паспорте ничего не значит», – уверял он. Саша обещал, что я обязательно буду в белом платье и в будущем у нас родятся самые красивые детишки. Я, окрыленная, поверила, что ради меня он бросит и жену, и ребенка.
И я ждала. Я была сверхпокладистой. Всегда шла на уступки – делала все, что он захочет. Я терпела его телефонное сюсюканье с женой. Никогда не звонила и не писала смс, если знала, что она рядом. Мирилась с тем, что он спит с ней каждую ночь. Я была для него идеальной любовницей – тише воды, ниже травы. Не высовывалась и ничего не требовала.
Так продолжалось год. А закончилось все как-то само собой. В один момент Саша перестал звонить – и все. Не резко, конечно, – постепенно. Пару раз я пыталась поговорить с ним, но только окончательно все испортила. И действительно, зачем нужна любовница, которая пытается выяснять отношения?
Тогда – да и сейчас – я бы с удовольствием стерла Сашу из памяти, но у меня не получалось не думать о нем. Меня заклинило. Никто даже не подозревал, как плохо мне было в тот момент. Но я нашла способ расслабиться и забыться.
В один из таких вечеров, когда слезы текли сами собой, я набрала номер матери.
Бабушка говорит, что я очень похожа на мать. Так похожа, что породу во мне не перебить. Возможно, это тоже сыграло свою роль.
К телефону подошел мой брат. Оказалось, что он сбежал из детдома домой – обратно к матери.
Брат предложил заехать в гости, но я не захотела. Мать сильно пьет. Квартира в таком же отвратительном состоянии, как раньше. Смотреть на это не было никакого желания. Мы договорились просто погулять где-нибудь в городе.
Я рассказала брату обо всем, что со мной произошло.
И брат попробовал убедить меня в том, что счастье есть. Не здесь – в другом мире.
Как-то раз мы с братом пошли в гости к его другу. Я сидела весь вечер загруженная – была в ужасном настроении. Думала, как всегда, о Саше.
От мрачных мыслей меня отвлек Вова – друг брата. Он начал издалека. Спросил об учебе, о том, какую музыку люблю, о личной жизни. Вопрос «ты пробовала экстази?» прозвучал так, будто он поинтересовался, чем я завтракала. Я покачала головой.
Когда тебе плохо, когда перестаешь понимать, зачем вообще живешь, согласишься на что угодно. От скуки. От безысходности.
Вова вложил мне в руку две розовые таблеточки с кельтскими крестиками. Я тут же отправила в рот обе. Разжевала, как посоветовали. Они были ужасно горькими. Я запила большим количеством чая.
Никакого эффекта я не ждала. Села и закурила.
Через какое-то время Вова начал раскачиваться и гладить диван. Я тоже провела рукой по спинке и просто рот открыла от удивления. Диван оказался очень приятным на ощупь – мягким, шелковистым. Мне захотелось погладить его всем телом.
После этого минут на 40 я потерялась. Помню только, как Вова взял меня за руку, отвел в ванную и поставил перед зеркалом.
Я заглянула себе в глаза. Зрачки расширились так, что практически закрыли собой радужную оболочку.
«Посмотри, ты такая красивая! В тебе все идеально: волосы, кожа,
фигура... Ты божественно красива. Давай ты будешь моей богиней?»
Вова обнял меня. Я улыбнулась.
Я – богиня.
В тот момент мне больше ничего не нужно было – только смотреть на себя в зеркало и обнимать Вову. Я почувствовала, что не осталось никаких проблем. Я любила весь мир.
Я подняла руки к потолку – они бесконечно длинные. Это так прекрасно!
Откуда-то блестки на моем теле.
Дверной проем намного шире, чем он есть на самом деле.
Все новое. Все интересное. Звуки, запахи, внешний вид предметов – все такое невероятное.
Я могу все. Я – волшебница. Я – богиня.
Вот это счастье!
Как выяснилось потом, мальчики слегка не рассчитали: я съела слишком много. Стандартные таблетки маленькие, а я заглотила 2 большие. Для моих 46 кг это четырехкратная норма. Плюс трава, которую мы тогда покурили вдогонку. Эффект был чересчур сильным. Он продлился часов 9.
Но через эти счастливые 9 часов я чуть не сдохла. Обычно отходняк от экстази мягкий, я же не могла найти себе места. Лягу – плохо, сяду – тоже плохо. Голова как дуршлаг – ничего вообще не соображаешь, все забываешь, не знаешь, что делать. Заморачиваешься по этому поводу, настроение падает. Только и мечтаешь о том, чтобы поскорее отпустило. А на самом деле давно уже отпустило, но состояние это осталось.
Когда я приехала домой, бабуля сказала, что я зеленого цвета. Я не спала двое суток. Есть вообще не могла. Рвало неизвестно чем, руки тряслись, еле ходила. Минут 15 я соображала, что нужно сделать, чтобы попить. Сначала я присела, потом начала вспоминать, где лежат стаканы, потом – как открывается бутылка... Я ничего не понимала.
В тот день мне еще и пришлось тащиться на пробный ЕГЭ по русскому. Думала, что скончаюсь. Меня даже хотели отправить домой. Я была абсолютно неадекватна. Читала простейшие задания, но не могла понять смысла отдельных слов.
Тогда я подумала, что больше никаких маленьких таблеточек – хватит одного раза.
Но мозг долго помнит только удовольствие.
Я знала, что создаю себе новые проблемы. Но жить в вечной депрессии я не хотела.
И случился второй раз, а за ним и третий, четвертый. Вова стал моим проводником по новым мирам. А заодно – и спонсором. Я совершенно ничего не чувствовала по отношению к Вове, но меня это ничуть не напрягало. Мне не любовь нужна была в тот момент – другое.
Экстази, спиды, марихуана – я ушла в полный отрыв. Так мне было проще забывать о Саше. И о бабуле, у которой сын погиб из-за наркотиков. И об учебе, которую забросила. Я просто убежала разом от всех проблем.
Очень скоро мне и вовсе стало казаться, что я уже не могу вот так взять и остановиться. На самом-то деле я навязала себе эту мысль. Так в принципе не может быть.
Физиологической зависимости легкие наркотики не формируют. Психологической... Тонкая штука – психология.
Когда предлагают, очень сложно отказаться. Руки сами тянутся. Да, ты хозяин своим рукам, не хочешь – не принимай. Но я – хотела. Не хотеть – практически невозможно.
И я снова и снова уходила в другой мир. В прекрасную вселенную маленьких таблеточек и порошков.
Чего мы только не творили под экстази. Придумывали всякие экспедиции – например, на кухню за спрайтом. Наша страна называлась Лизляндия. Ходить было очень сложно, поэтому мы ползали, чаще всего – по-пластунски. Дрались с плюшевым удавом – однажды даже запихнули его в холодильник. Как-то нам почудилось, что в квартире кошка – мы ее ловили, а она убегала. Был такой момент, когда мы пытались все завернуться в одеяло, но никак не могли справиться – оно казалось бесконечно длинным.
Часто все это мы проделывали совершенно голыми. Когда ты под экстази, кожа очень восприимчива к материалам. А еще жарко. Одежда просто обламывает, сковывает движения, вот ты от нее и избавляешься. Понятно, к чему все это приводит.
Секс под экстази, кстати, – вообще отдельная тема. Все ощущения множатся в разы. Только вот на оргазме заморачиваться нельзя, это нереально. Либо экстази, либо оргазм – вместе они не уживаются.
Именно из-за этого я не очень любила заниматься сексом под таблетками. Я старалась не участвовать в коллективных развлечениях. Иногда – получалось.
В общем, как ни крути, под кайфом хорошо, что уж скрывать.
Но вот когда отпускает, становится еще хуже, чем было до того, как съел таблетку. Физически – если перебрал. Психологически – при любом раскладе.
Ты оглядываешься вокруг – и офигеваешь. Все кажется скучным до безобразия. Серым, тоскливым. Пялишься в окно и поражаешься: неужели я прожила здесь всю жизнь? Разве мир всегда был таким? Разве можно смотреть на все это и радоваться?!
Нельзя – и ты съедаешь еще одну таблетку. Или косяк скручиваешь. Или дорожку делаешь. Экстази мы не ограничивались.
Я вообще очень плотно начала интересоваться разными видами наркотиков, когда подсела. Изучила, как они действуют, какой вред организму причиняют, что в них входит.
Есть такая страшная вещь, как ЛСД, – вот это я точно под страхом смерти принимать не буду. Под ЛСД человек не может себя контролировать вообще, потому что не отличает реальное от причудившегося. Это жесткий галлюциноген. Под ним ты можешь запросто броситься под машину или из окна прыгнуть, зарезать себя можешь. Лизергиновая кислота настолько меняет мозг, что, если тебе покажется, будто ты жираф, и вправду начнешь думать, как жираф. Зачем так рисковать, когда есть экстази? Тоже, конечно, глючная вещь, но с ней ты себя контролируешь.
Экстази, марихуана... Еще есть спиды. Их я тоже нюхала – причем немало.
От спидов отходняк ужасный – физический. Спиды – это стимулятор. После них ощущаешь подъем настроения и сил. Кажется, будто ты биоробот. Можешь сделать все-все. От спидов не хочется спать, есть. Только огромное желание что-то делать, куда-то идти, причем очень быстро. Говоришь, как на ускоренной перемотке. Жвачку жуешь так, что зубы сводит. Со спидами я не спала по четыре дня, а потом отрубалась на сутки. Организм настолько вынашивался, что болели все мышцы. К спидам у меня выработалось привыкание. Когда я не могла встать и куда-то пойти, а надо было, просто делала дорожку – и в путь. Это все равно что опохмелиться.
Очень скоро от спидов у меня начали часто ломаться ногти – вымывался кальций. И с сердцем что-то не так пошло. Под спидами пульс сильно учащается – у меня было 123 удара в минуту.
Не знаю, чего еще мы попробовали бы, если бы не случилось страшное. Убили Вову. Кажется, из-за денег. Что-то связанное с наркотиками. Я толком ничего не знаю – брат приказал не вмешиваться и помалкивать.
И я не вмешиваюсь. И помалкиваю. Да просто: исчез и источник, и спонсор. Но это не значит, что я завязала.
Не скажу, что мне очень плохо сейчас, но и не особенно-то хорошо. И это не связано ни с Сашей, который все еще не со мной, ни с мамой, ни со школой – ни с чем. Это перманентное. И, кажется, неисправимое.
Да, в реальной жизни существует куча интересных и красивых вещей, но я их, по сути, не замечаю. Может, я просто перестала чувствовать.
У меня есть только одно настоящее счастье – приход. Такой яркий и живой. Его ничем не заменишь.
Если мне снова вложат в руку розовую таблеточку или сделают дорожку, я не откажусь. Я обрадуюсь. Я жду.
Потому что однажды начав, не остановишься. Просто не сможешь объяснить себе, почему, ради чего, зачем.
июль 2008