Я выросла в хорошей семье. Мама работала корреспондентом на Первом канале, папа – известный архитектор. Мы жили в достатке. Родители меня любили и часто баловали: покупали дорогие вещи, всевозможные девайсы, которых ни у кого не было. Я ходила в хорошую школу, занималась в художественной студии. 

У меня были 2 лучшие подруги: Оксана и Маша. Мы с детства дружили. Все свободное время я проводила с ними: мы гуляли в парках, катались на великах, устраивали «пижамные» вечеринки. У нас была абсолютная дружеская идиллия. Мы были настоящие пай-девочки. Прямо карикатурные такие: в розовых пальтишках и с книжками в сумочках. Пиво, сигареты или травка были для нас под строжайшим запретом. Родители хорошенько промыли нам головы на этот счет, да и мы сами не стремились к подобным «развлечениям». Когда нам исполнилось лет по 16, все наши разговоры стали сводиться к мечтам о том, чтобы влюбиться. Познакомиться с кем-то, начать встречаться... Ни у кого из нас тогда еще не было отношений. 

Как-то раз – это было весной, в апреле – мы с подругами сидели на лавочке и болтали. К нам подошел парень лет 20 на вид, милый такой, обычный парень. Заговорил с нами о какой-то ерунде... В общем, так я познакомилась со своим первым мальчиком. Звали его Сережей. Он встречал меня из школы с букетами роз. Провожал до подъезда. Звонил спросить, не проголодалась ли я и не замерзла ль. На свою мизерную зарплату (он еще учился в институте и подрабатывал где-то) водил меня по ресторанам и клубам. 

В тот период родители, узнав, что у меня есть молодой человек, ужесточили контроль. Папа поставил ультиматум: в 21.00 дома. Я старалась быть послушной девочкой, да и Сережа заботливо возвращал меня к дверям квартиры без пяти девять. Но папа продолжал тиранить: вскоре «комендантский час» перешел на 20.00. Я тихо бесилась, но слушалась. И еще стала замечать, что, как это ни странно, но меня начал раздражать Сережа. Он был какой-то слишком правильный, что ли. Мне хотелось, чтобы в нашем романе кипели страсти, бурлили эмоции, а вместо этого мы просто гуляли за ручку и говорили о погоде как пенсионеры. А тем временем Оксанка и Маша «отжигали». После того как я познакомилась с Сережей, мы с ними немного отдалились. Они начали тусоваться с какими-то неформалами. Каждый день я узнавала новые подробности: Машка лишилась девственности, Оксана попробовала травку, они были на какой-то вечеринке, потом на другой. Я завидовала их свободе и сходила с ума от своей занудной жизни. Я строила планы бунта против родителей и расставания со скучным Сережей. Но вскоре жизнь начала меняться сама – без моего вмешательства. 

Маму уволили. Работа была смыслом ее существования, и она, мягко скажем, расстроилась. В первый день после увольнения напилась, потом стала делать это систематически. Она орала на папу: «Я тебя ненавижу! У меня жизнь кончилась…» Папа давал пьяной маме пощечины. 

Подобные ситуации казались мне абсолютно нереальными – всего этого просто не могло быть в моей размеренной, благополучной жизни. Чтобы не видеть семейных скандалов, я под шумок стала убегать из дому – разумеется, к подругам. Как ни странно, прежде строгие родители теперь даже не замечали моего отсутствия. У моих «лучших-прелучших» дома тоже творились те еще истории. У Машки все ничего было. А у Оксаны – полный треш. Мать пила, отец был инвалидом. Оксана с раннего детства бежала из дому сломя голову. Она-то и познакомила нас со своими друзьями. Однажды мы сидели с подругами в центре, и я жаловалась на своего Сережу. Говорю, мол, он – не мужик, какой-то спокойный, слабый. Тогда у Машки был парень – ну просто «мечта». Относил себя к растаманам (хотя на самом деле он просто курил марихуану и бездельничал), жил один, ходил по андерграунд-клубам. Оксана сказала, что обязательно поможет решить мою проблему: есть у нее один знакомый... 

Семнадцатилетняя дура, я отправилась на свидание «вслепую». Так я познакомилась с Володей: человеком, перевернувшим мою жизнь. 

Володе было 30. Он работал в офисе. На нашей первой встрече, вместо того чтоб попросить у меня телефон, он протянул мне свою визитку. От всего этого «антуража» я совершенно потеряла голову: мне казалось, он такой взрослый, такой сильный, такой крутой – я же именно о таком и мечтала! Конечно, сейчас я понимаю, что все эти визитки и рассказы о работе в офисе были лишь уловкой, на которую я попалась. Но тогда я была наивна и готова к приключениям. Да что уж – я мечтала о них! 

Юный спокойный и скучный Сережа был забыт – я не брала трубку. А вот Володя стал для меня целой вселенной. Я была абсолютно слепа и видела в нем не просто только хорошие качества, а хорошие качества, которых у него и не было-то никогда. Сейчас я понять не могу, как могла не замечать каких-то очевидных вещей, выдающих его: ну, например, то, что он далеко не каждый день ходил на работу, постоянно тусовался с какими-то фриками, у которых, скорее всего, даже среднего образования не было, не то что практики работы в приличных компаниях. Наверное, я идеализировала Володю, потому что он помогал мне вырваться из дома, где дела были плохи. Володя догадывался, что в нашей семье творится что-то неладное. Поэтому всячески стремился меня оттуда вытащить: накормить, напоить и пригреть. 

С ним я чувствовала себя в безопасности. И даже очевидно тревожные звоночки не волновали меня... Например, однажды я заметила у него на теле татуировку в виде свастики. Спросила, что это значит, и он ответил, что он скинхед. Оказывается, даже сидел в СИЗО за драку. В дальнейшем я узнала от общих товарищей (которых со временем, к сожалению, приобрела), что Володя был судим за убийство! Вот, казалось бы, еще тогда надо было распрощаться с ним и удалить из телефона его номер. Чего хорошего ждать от такого человека? 

Но нет! Я оправдывала его как могла и была уверена, что смогу помочь ему, мне казалось, со мной он станет лучше... 

К тому времени папа с мамой и вовсе забыли обо мне. Однажды я пришла домой не в 20.00, а в половине первого. Папа в это время спал, а мама отплясывала на вечеринке. Звоню ей. Она орет пьяным голосом: 

– Олька, да нет у меня ключей! Иди ночуй у своих мальчиков! 

Выбора не было, я пошла к Володе. У нас случился секс. Не знаю, как классифицировать тот половой акт: вряд ли это можно назвать «занимались любовью». Раздев меня, Володя резко выкрутил мне руку и ударил по лицу. Я упала. Он прошептал: 

– Ничего, что я так грубо? 

Меня просто парализовало от страха и смущения, я еле-еле смогла попросить быть осторожнее, но он только разъярился. Он рычал: 

– Терпи! Меня только так заводит… 

С утра я проснулась в синяках. Живот был просто фиолетовым. Володя обнял меня и спросил: «Ты чего?» А я не могла и слова из себя выдавить – наверное, это был шок. С одной стороны, меня накрывали обида и негодование, с другой – мне было стыдно и неловко объяснять ему, что именно не так... По неопытности я думала, что, наверное, так и надо, боялась, он сочтет меня неопытной дурочкой. 

Я промолчала. 

Я не знаю, почему не порвала с ним еще тогда... Наверное, мне просто больше не к кому было пойти. Как-то так получалось, что Володя был единственным, кому я была нужна. У меня случилось какое-то помутнение рассудка – я не понимала, как буду жить без Володи, и была готова терпеть все что угодно, лишь бы он был рядом. Мне казалось, то, что произошло в ту ночь, – это случайность, и больше такого не повторится... Но дальше все было только хуже. Мы начали много ссориться – конфликты возникали из-за того, что он ненавидел всех нерусских. Я убеждала его, что нельзя презирать людей за их национальность. Он кричал, что я тупая малолетка и ничего не смыслю в жизни. Сначала он просто очень грубо со мной разговаривал, потом начал давать пощечины, а в какой-то момент я вовсе поймала себя на мысли, что у нас ни один день не обходится без драк. И хотя я в глубине души понимала, что лучше, наверное, не станет, все надеялась на что-то... Становилось лишь хуже... Однажды мы с ним поехали в другой город – к его друзьям. Мы ехали в плацкартном вагоне. И он, пьяный, начал приставать ко мне при других пассажирах: хотел, чтоб я занялась с ним сексом. Я отказалась. Он ударил меня по лицу. Завязалась драка. Володя бил меня, не жалея сил. Вместо того чтобы помочь хрупкой девочке, другие пассажиры отворачивались... В итоге он потащил меня в тамбур, хотел открыть дверь поезда и выкинуть меня. Но у него не вышло, и, просто отшвырнув меня к стенке, он ушел спать. 

На утро Володя извинился. 

Мы приехали в какой-то маленький, провинциальный город... В крохотной квартире обшарпанной много-этажки на полу и на единственном диване сидели парни и девушки в откровенно несвежей одежде и передавали друг другу смятую бутылку с марихуаной. В углу парень лет 13 нюхал клей. За столом сидели три мужика возраста моего папы и глушили самогон. Мне сразу плеснули водки и усадили за шаткий пластмассовый стол. На той тусовке Володя предложил мне понюхать порошок. Я знала: наркотики – опасная штука, дороги обратно не будет. Отказалась. Володя рассвирепел: пошли разговоры из разряда «ты меня не уважаешь». Единственное, что мне оставалось сделать, – лечь на вонючий матраc где-то в углу и притвориться спящей. Или мертвой. Лишь бы не трогали. Пока я делала вид, что сплю, в притоне творилась пьяная оргия. В ней участвовал и мой Володя. 

Той ночью я словно очнулась от глубокого кошмарного сна, я совершенно четко поняла, что влипла, что никакого хеппи-энда, который так долго грезился мне, не случится, что все будет лишь хуже. И если я хочу остаться в живых, надо бежать. Я еле дождалась утра. Когда рассвело, я выскользнула из квартиры, пока все спали, и отправилась на вокзал – домой. 

И хотя пару дней мне казалось, что я без Володи долго не продержусь и снова вернусь к нему, инстинкт самосохранения, видимо, все-таки сработал, и я на удивление легко забила на Вову. Скидывала его звонки, не подходила к двери, когда он приезжал и трезвонил в нее по полчаса. Оказалось, самое трудное – расстаться не с сумасшедшим бойфрендом, а с тусовкой. Я искренне не хотела больше общаться с Володиными друзьями, но и одна сидеть не могла... В итоге не выдержала и решила все-таки пойти погулять с кем-то из Вовиной тусовки. Мы бродили по Арбату, там были какие-то «хиппи». Оказалось, мои знакомые их знают. Мы зависли с ними... Среди них я заметила одного симпатичного парня с гитарой. Саша. Знакомства в нашей компании происходили легко и непринужденно. Через час после совместно выпитого дешевого портвейна мы уже целовались с этим Сашей взасос. Мне впервые за долгое время было так хорошо, и я разоткровенничалась... Рассказала, как во время секса Володя тушил об меня сигареты, как пытался сбросить с поезда. Сашка понимающе кивал: 

– Со мной ты заживешь по-другому… Мы стали встречаться. Уже не было ресторанов и баров: у Саши хватало денег разве что на пачку отечественных папирос, из которых мы делали самокрутки с марихуаной. Но я радовалась: гораздо лучше быть с тем, кто не поднимет на тебя руку. Вскоре я переехала к нему. Он жил с родителями. Отец у него был военный, мама – домохозяйка. В принципе, приличная семья. Но Саша употреблял наркотики прямо дома. Папа с мамой ему даже не перечили: думали, это бесполезно. 

Мы с ним часто ходили шататься со всякими стареющими неформалами. Пьяные и грязные, мы засиживались у кого-то в квартире за «философскими» разговорами. К утру я бежала на учебу, а Саша – на очередную тусовку. 

Тогда еще так получилось, что я вновь, после некоторого затишья, стала общаться со своими подругами детства... Помню, пришла как-то в гости к Маше и ее «раста»-бою (она к нему переехала). Повсюду мерцали огарки свечей. Я спросила: «Это что, такая романтика?» Подруга объяснила: Лелик – безденежный, у него отключили электроэнергию, теперь свечи – единственный источник света. Меня еще потряс запах. Пахло тухлыми консервами и физиологическими выделениями. Кроме Машки с Леликом там было еще человек семь – полубомжи в лохмотьях спали на матрасах… Когда-то я завидовала Машке – у нее было столько свободы, но в реальности свободная жизнь оказалась жизнью в притоне. 

У Оксаны тоже творился настоящий кошмар. После недель беспорядочного секса она купила тест и поняла, что беременна. Оксана умоляла, чтоб я сходила с ней куда-нибудь выпить. Я отказалась: мне хотелось побыть дома и не думать ни о ком из той тусовки. В результате она пошла гулять с какими-то мужиками, которых подцепила в баре. Они воспользовались ее пьяной беспомощностью. Оксанка пришла ко мне в рваной одежде и крови. Я орала сквозь слезы: 

– Ты что? Звони в милицию! 

Позже у нее случился выкидыш. Она даже обрадовалась: не надо тратиться на аборт. 

Весь этот ужас сводил меня с ума. Я понимала, что нельзя жить так, как мои подруги. Да и как я, по большому счету, тоже нельзя... Признаться, жизнь с Сашей довольно быстро стала напоминать жизнь с Володей, то есть абсолютный кошмар. Однажды мы сильно поссорились – из-за того, что он употребляет таблетки. Ему не понравилось, что я назвала его «наркоманом», он схватил меня за волосы, протащил по коридору и толкнул на книжный стеллаж. Потом замахнулся… но после Володи я уже умела защищаться. Вдарив ему между ног, я выбежала из дому. Без денег и вещей. Проехалась зайцем на электричке и вернулась домой. Естественно, предки рвали и метали, говорили, что я им больше не дочь, что я превратилась в бомжа. Я тогда плакала очень, искренне раскаивалась, пообещала родителям, что справлюсь со всем этим и начну жить по-другому. Но в первую очередь я пообещала это себе. Я, наверное, по-настоящему испугалась, что стану опустившимся человеком, и этот страх помог мне выбраться. Хотя было невыносимо сложно. Я не знала, с кем мне общаться, а с кем нет – я так боялась вновь ошибиться... Я не понимала, что делать, как проводить время, чем себя занять, – я ведь отвыкла от нормальной жизни, которой жили многие мои ровесники, не связавшиеся с дурными компаниями. Чтобы как-то отвлечься, я с головой ушла в работу и учебу – это меня и спасло. Когда я поступила в художественный вуз, пришлось рисовать днями и ночами. И я заставляла себя делать это. Вместо тусовок – бежала к мольберту. Вместо гулянок – читала книжки. Каждый день я говорила себе: «Олька, не надо тратить на каких-то непонятных людей свою жизнь. Они тебе не друзья. Ты другая, у тебя есть шанс на нормальное будущее…» 

А Оксана и Маша не смогли вырваться... Когда Машке исполнилось 20, ее родители уехали в долгосрочную командировку. Она позвала в их неплохую квартиру жить своего мальчика-растамана. Тот приволок с собой еще человек 10 наркоманов. Они устроили притон. Внезапно Машин папа вернулся из командировки и нашел обкуренную дочь посреди развалин. Папаша выкинул всех – и друзей дочки, и саму Машу. Теперь она живет со своим Леликом в обшарпанном доме и питается консервами. 

При свечах. 

Оксана снова забеременела. Кто отец ребенка – неизвестно. Я хотела ей помочь, направить в соцслужбу, но она отказалась. Ну что ж, это ее выбор. А я сделала свой. 

Если ты понимаешь, что попала в дурную компанию и не можешь найти в себе сил перестать общаться с этими людьми, обратись за помощью, позвонив по телефонам доверия: 

Телефон доверия для подростков 

160-03-63 

Молодежный телефон доверия 

122-32-77 

Центр экстренной психологической помощи 

 8 (495) 624-60-01, 

 624-60-83, 

624-60-85 

Что так ищут молодые люди за стенами дома, связываясь с героями улиц – сомнительными маргиналами? В первую очередь – свободы. За этим часто скрывается поиск заботы и внимания, которых нет дома. Тусовка «необычных» людей оказывается не пристанищем для ищущего человека, а практически «сектой», вырваться из которой могут только сильные. Такая компания дает лишь временное утешение и ощущение защищенности, затем приходит разочарование, так как в группе не удается найти необходимое. Многие, связываясь с неформалами и маргиналами, пытаются реализовать свои комплексы: кто-то затаенную злость и обиду, кто-то нарциссические раны, кто-то прячет в ней свой стыд и вину. Молодые люди хотят самоутвердиться, испытать сильные чувства, найти близкого им по духу человека. В любом случае этот поиск иллюзорен, так как ищется мир, идеализируемый изначально. Разочарование – одно из самых болезненных переживаний. 

Оказавшись в «дурной» компании, понимая, что хочется вернуться к другой жизни, не стоит бояться просить о помощи. Молодых людей пугает страх быть наказанными. Родители в такой ситуации могут кричать и ругаться, но многие из них поступают так, пытаясь спрятать собственный страх и бессилие. Все-таки в большинстве случаев они готовы помочь. Если к родителям обращаться сложно, стоит вспомнить про прежних друзей. Если нет и таких, нужно обратиться в социальные службы по защите подростков, позвонить по телефону доверия.