Лера, 23 года
Вчера я сама клеила плитку в ванной. Когда закончила, минут 15 завороженно любовалась результатом. Кривовато, конечно, но ведь родное же, а значит, любимое. Свое. Знал бы кто, как давно я мечтала о своем уголке.
Мой трехлетний сын Костик, пока я возилась с водой и церезитом, что-то калякал в детсадовских тетрадях. Я так увлеклась, что совсем о нем забыла. Наверняка опять получу от воспитателей за Костины художества. Эти наседки вечно мне выговаривают: то он кашу на стол выльет, то подерется с кем-нибудь, то спрячется на прогулке, да так, что вся группа будет его искать. Сложный ребенок, не спорю. Неконтролируемый.
Оно и понятно: у Костика гиперактивность. Он родился на три недели раньше срока, да еще и с кистой в голове. Врачи сказали, дебилом вырастет, но я им не поверила. И правильно сделала. У Костика все будет хорошо. Сами они дебилы. Вопреки их прогнозам Костик заговорил, пусть поздно и невнятно. По их же вине мой сын недавно пережил клиническую смерть: ему, больному обычным бронхитом, вкололи то, что детям вкалывать противопоказано.
В тот день, когда Костик практически умер у меня на руках, я поседела.
Хотя нет, вру.
Поседела я значительно раньше.
Тогда, когда случилась моя первая рабочая ночь в Москве.
Помню, на улице был жуткий холод, сырость. Нас привезли на точку и выстроили в шеренгу. Больше всего мне хотелось домой – под теплое одеяло. Клиенты съезжались один за одним. Я стискивала зубы, чтобы они не стучали от страха и озноба. «Мамочки» вслушивались в запросы (высокую-низкую, худую-полную) и делали отсев. Я разговаривала сама с собой.
Моими первыми заказчиками стали три мужика лет 30-40. У них на работе была пьянка, вот они и решили закончить вечер по-хорошему – снять проститутку. Выбрали меня.
Я родилась в небольшом украинском городишке. Там же научилась ходить, говорить, читать, варить борщи, полоть грядки, целоваться и даже драться. Всегда умела за себя постоять. Никому себя в обиду не давала.
Мой родной украинский городок – богом забытая дыра. Может, кто-то и считает, что кормить кур, плевать семечки и пить вонючий самогон – это романтика. Я с этим не согласна.
По-моему, так из таких дыр нужно бежать сломя голову. Во всех этих полуселах-недогородах люди тупеют, спиваются и подыхают несчастными. А как иначе, если единственное место работы – базар, на котором нет покупателей, потому что все нищие? Если вечерами на улицах, кроме матерных, никаких других слов не услышишь? Если в парке возле детской карусельки, сломанной лет 30 назад, шприцев больше, чем грязи.
Когда мне было 17, маму сократили на работе. Отец – бедный механик, сестра – семиклассница. Вообще-то я должна была тихонечко готовиться к поступлению в институт, но мне слабо верилось, что без денег удастся пробиться в какое-то вменяемое место. Учиться в богом забытом техникуме не хотелось – у меня всегда были неслабые запросы.
Я гуляла.
Однажды вечером мой отец вдрызг надрался. Мы с ним всегда недолюбливали друг друга – у нас сложные характеры, сцепимся – не растащишь. А тут совсем разругались. Папаша тогда выдал то, что я ему никогда не забуду. Обозвал подзаборной шалавой. Приходи, говорит, ко мне в гараж, – я тебе клиентов подгоню.
Сейчас бы я рассказала ему, кто такие подзаборные шалавы. Это те красотки из моего родного городка, которые спят с каждым встречным-поперечным за бутылку пива, да еще и при этом мнят себя благородными девицами. Это совсем не то же самое, что проститутки. Проститутки зарабатывают деньги. Неплохие деньги, между прочим. Адский труд.
Но тогда, в свои зеленые 17, я не нашла, что ответить. Хлопнула дверью и убежала к подруге. Я очень эмоциональная. Даже слишком. В бешеном состоянии могу наломать столько дров, что потом всю жизнь разгребать придется. Мозг будто отключается. На автомате делаешь что-то, а о последствиях задуматься даже не пытаешься.
Подруга Наташа, к которой я помчалась жаловаться на отца, работала в Москве проституткой. На панель ее привела нищета. Наташа из многодетной семьи – четвертая из шести. Ее сестры-братья подростками все сидели – за разбой и воровство. Отец беспробудно пил. Мать продавала поштучно жвачки и сигареты. Разложит свой товар утром на старой раскладушке и сидит сиднем целый день. Понятное дело, с такой «работой» сыт не будешь. Вот Наташа и уехала в Москву, чтобы семью кормить. И не только кормила в итоге.
Наташа мешками привозила из столицы гостинцы, машинки, комбинезоны – все для племянника, сына старшей сестры. Его маме было все равно, как это доставалось. Ей еще и денег вдогонку оставляли, и еду покупали, как и остальным братьям-сестрам, – попробуй тут пожалуйся.
Я плохо соображала, когда Наташа предложила мне поехать в Москву вместе с ней. Точнее, вообще не соображала. Бешеная была, говорю же. Помимо обиды на отца, в моей зеленой голове умещалось разве что желание доказать всем, что я сама в состоянии справиться с любыми своими проблемами. Посмотрите же, я смогу себя обеспечить и, если рядом не будет родителей, не пропаду.
Я слабо себе представляла, чем придется заниматься. Понимала, что работа проститутки – постель, но даже не догадывалась, сколько опасностей с этим связано. Секс, убеждала я себя, – это не так уж сложно и страшно. Порой даже приятно.
Москва вскружила мне голову с первого взгляда. Был февраль, темнело рано. Когда мы приехали, в городе уже зажглись фонари. Я прилипла к окну еще в поезде. Мне тогда подумалось, что прекраснее этих фонарей – желтых, фиолетовых, розовых, зеленых – могут быть разве что яркие витрины. Я будто очутилась в сказке.
Сказка закончилась в первую же рабочую ночь, когда меня сняли три пьяных мужика. Запихнули в машину и отвезли в однокомнатную квартиру, где один из клиентов жил с женой и детьми. Повсюду были разбросаны флакончики с кремами, игрушки, семейные фотографии. Мерзость.
Меня раздели, уложили. Повезло еще, что не на пол, – такое часто бывает, когда места не хватает. Еще часто несколько проституток и мужиков оказываются скопом в одной кровати. Не до возни и романтики.
Все прошло нормально. Нормально – значит без эксцессов. Кайфа от секса я не словила. Под утро меня от него начало тошнить.
Эксцессы – это вообще в порядке вещей. Работа проститутки – все равно что лотерея. Выигрышный билет – вменяемый клиент, который просто хочет удовлетворить свои животные потребности. Просто – то есть без всяких излишеств.
Выигрышные билеты в лотерее попадаются крайне редко. Все больше проигрышных – один другого хлеще. Пустят, например, тебя по кругу. Одна девочка на десятерых. Подобное обычно случается с малолетними придурками. Приходит такой снять себе на ночь проститутку – дрожит весь, ручки потные, глазки бегают. Выбирает ту, что поскромнее, потоньше. И увозит на дачу – к ораве заждавшихся дружков. Все – баста. И это еще хорошо, если утром найдешь себя с целыми костями. У нас однажды девочка пропала на неделю. Ее уже успели похоронить. Натуральные поминки по ней устроили. А она вдруг заявилась: лицо – сине-бордовая масса, ребра – труха. Как вообще выжила – непонятно. Оказалось, клиент пытался заставить ее убраться в доме, где проходила гулянка. Веник ей в руки совал. А девочка отказалась с грязью возиться. Вот и получила.
У клиентов бывают разные заскоки. Такие, что нарочно и не придумаешь. Меня, например, как-то раз два придурка заставили литрами глушить редкостную дрянь. Я вообще-то с алкоголем на «вы» (а многие девочки, кстати, пьют по-черному, а потом лупят друг друга за невымытую посуду и спертый лак). В ту ночь в меня влили столько, сколько я не выпила за всю жизнь. Плюс ко всему приказали курить траву. Организм выкручивало: я бегала в туалет, рвало, возвращалась, вливали еще. После я несколько дней вообще не могла встать.
А это ведь чревато: когда не выходишь на работу, платишь штраф. Проститутке в неделю полагается один выходной. Хочешь отдохнуть еще, плати за себя две твои ночные таксы, то есть разовый заработок «мамочке». Не являешься домой, потому что клиент якобы не отпустил, – плати штраф. Никого не интересуют твои трудности.
О тебе вообще никто не беспокоится. Ты – живая машина для добывания денег и избавления от проблем. От ментов, например. Чтобы не докапывались, чтобы «мамочек» не доставали, будь добра, отпаши на ментовском «субботнике». За просто так.
Живут проститутки целыми коммунами. Наша однокомнатная хибара находилась в Чертанове. Потрепанный девятиэтажный дом, старый ремонт. Внутри – две кровати, стол, на кухне – стенка, холодильник. Ютились впятером: я, моя Наташа, еще одна шалава-малолетка с большим самомнением и наши «мамочки» – некогда девочка по вызову, «продвинувшаяся по службе», и бывший мент.
Света белого проститутки не видят. Редко когда доводится бодрст-вовать в дневные часы. Приезжаешь – еще темно, просыпаешься – уже темнеет. Надеваешь на себя что-нибудь попошлее, глаза ярко размалевываешь – и вперед, на работу.
Я ревела практически каждый день. Втихушку – в ванной. Не хватало еще, чтобы кто-то видел мои слезы. Я пыталась успокоить себя тем, что с каждой трудностью становлюсь сильнее. Становилась ли? Не знаю. Черствее становилась – факт.
В какой-то момент я готова была сорваться, все бросить и вернуться в свою дыру. Даже лузгать семечки и полоть грядки была готова. Но для того чтобы свалить, нужно было хотя бы отработать долги за квартиру, билеты, еду. У некоторых девочек на это уходит полгода. Я бы, наверное, раньше справилась. Но обстоятельства сложились иначе.
Все закончилось совершенно неожиданно. Однажды мне позвонила мама. Прорыдала в трубку, что, если в течение двух дней не вернусь домой, попаду на ее похороны. Повесится.
Странно было бы думать, что в моем захолустье никто не поймет, где я и что я. В таких местах люди знают друг о друге все. Хлебом не корми – дай кого пообсуждать. Покритиковать. На себя бы посмотрели сначала.
После разговора с мамой я прорыдала часа два. Потом взяла себя в руки и позвонила Леше, моему постоянному клиенту. Леша частенько снимал меня сразу на несколько дней. С ним все было спокойно. Ну, или по крайней мере предсказуемо. Безопасно.
Леша выслушал мои невразумительные всхлипы и приказал выдвигаться на вокзал. Встретил у касс, купил билет и дал денег с собой.
Дома первые несколько недель по ночам мне снились кошмары. Хотя это ведь и ночами-то не назовешь: засыпала я только под утро. Вскакивала оттого, что не могла понять, где нахожусь и что вообще происходит.
Еще я долгое время лечилась. Вообще мне сказочно повезло: ни один из моих клиентов не был против презервативов. А ведь попадаются иногда и дебилы, которые типа не любят резину. Начинаешь перечить – насилуют.
Но презервативы – не избавитель от всех бед. От проблем по женской части они не уберегают. С такой работой сложно оставаться здоровой. Вот мне и пришлось расплачиваться.
Когда залечила все раны, я снова вернулась в Москву. Так получилось. Уже в другом качестве и с другими целями. К тому самому клиенту, который меня выслал домой, – к Леше.
Леша старше меня на 20 лет. Жены у него нет, постоянной подруги – тоже. Мы стали жить вместе.
Первое время я все больше сидела дома – готовила, убиралась, смотрела телевизор. Чтобы от тоски не загнуться, начала учить английский, осваивала компьютер. Леша меня даже устроил на работу в свою фирму. Через два года у нас родился сын.
По сути получается, что Костик и помог мне открыть глаза на Лешу. Хотя я в общем-то никогда особых иллюзий не питала. Не верю в вечную любовь. Детские выдумки. Мужики – похотливые животные. Долго не держатся.
И я догадывалась, что все плохо кончится. Все ждала, когда же уже.
Когда я забеременела, пошла сдавать анализы. И тут на тебе: сифилис. Захотелось оказаться рядом с Лешей и со всей дури врезать ему в лицо и между ног. Сифилисом меня мог заразить только он. Подцепил от проститутки. Я же два года была с ним одним.
Но я не стала скандалить – сдержалась. Остановило то, что с этой заразой можно выносить ребенка. Я решила рискнуть.
Когда я рожала, Леша куда-то подевался. Отыскала его только под утро, когда Костик уже лежал рядом со мной. Он завис в гостях у одного знакомого холостяка. У того проститутки появлялись частенько. Одна из них и подошла тогда к телефону. А я услышала на заднем плане Лешин голос и попросила позвать его. Мне ответили: таких нет. Я посоветовала этой дуре на будущее, чтобы она, когда уляжется под чужого мужика, спросила имя. И кинула трубку.
Еще с год я все это терпела. А когда Леша однажды поднял на меня руку, сказала себе: хватит. Никому себя в обиду не дам. Раз поднял – гарантий, что такого не повторится, ноль. Я забрала Костика и съехала к подруге.
Через некоторое время я вернулась на Украину – не в родное захолустье, а в крупный город. Тут и заняться есть чем, и люди нормальные.
Прошел еще год. Сейчас я живу вдвоем с Костиком. Работаю менеджером – хорошо работаю причем. Вот квартиру купила – свой угол. Выплачиваю кредиты, помогаю младшей сестре, даю денег маме. Плитку клею, шкафы вешаю, планирую сшить наконец шторы. И заказать холодильник. У меня все непросто, но у меня все хорошо.
Сейчас я оборачиваюсь назад и понимаю, что все могло бы быть иначе. Но мне не нравится это условное «бы». Сделанного не воротишь. Дрова обратно в деревья не склеишь.
И я выуживаю из себя вывод за выводом. Самый очевидный – теперь я стараюсь не поддаваться никаким эмоциональным порывам. Запрещаю себе вообще что-либо делать, когда впадаю в бешенство. Стараюсь просто уложить себя спать.
А еще теперь я пытаюсь во всем разглядеть причину и следствие. Если кто не понял, объясню на пальцах: проститутками просто так не становятся. Сиротство, инцесты, родительский алкоголизм или даже банальный пофигизм – вот что чаще всего приводит детей на панель. Мои родители ни в чем не виноваты, но я – исключение. Я сама себе палач.
С самого дна уже не поднимаются. Наташа, та самая, например, умерла от туберкулеза. Со мной просто случилось чудо. Спасибо, Леша. Спасибо, высшие силы.
И вот теперь у меня есть Костик. Мой единственный любимый мужчина. Буду ему не только мамой, но и самым настоящим другом. Я обещаю – себе и ему: мы не пропадем.
Вчера я сама клеила плитку в ванной. Когда закончила, минут 15 завороженно любовалась результатом. Кривовато, конечно, но ведь родное же, а значит, любимое. Свое. Знал бы кто, как давно я мечтала о своем уголке.
Мой трехлетний сын Костик, пока я возилась с водой и церезитом, что-то калякал в детсадовских тетрадях. Я так увлеклась, что совсем о нем забыла. Наверняка опять получу от воспитателей за Костины художества. Эти наседки вечно мне выговаривают: то он кашу на стол выльет, то подерется с кем-нибудь, то спрячется на прогулке, да так, что вся группа будет его искать. Сложный ребенок, не спорю. Неконтролируемый.
Оно и понятно: у Костика гиперактивность. Он родился на три недели раньше срока, да еще и с кистой в голове. Врачи сказали, дебилом вырастет, но я им не поверила. И правильно сделала. У Костика все будет хорошо. Сами они дебилы. Вопреки их прогнозам Костик заговорил, пусть поздно и невнятно. По их же вине мой сын недавно пережил клиническую смерть: ему, больному обычным бронхитом, вкололи то, что детям вкалывать противопоказано.
В тот день, когда Костик практически умер у меня на руках, я поседела.
Хотя нет, вру.
Поседела я значительно раньше.
Тогда, когда случилась моя первая рабочая ночь в Москве.
Помню, на улице был жуткий холод, сырость. Нас привезли на точку и выстроили в шеренгу. Больше всего мне хотелось домой – под теплое одеяло. Клиенты съезжались один за одним. Я стискивала зубы, чтобы они не стучали от страха и озноба. «Мамочки» вслушивались в запросы (высокую-низкую, худую-полную) и делали отсев. Я разговаривала сама с собой.
Моими первыми заказчиками стали три мужика лет 30-40. У них на работе была пьянка, вот они и решили закончить вечер по-хорошему – снять проститутку. Выбрали меня.
Я родилась в небольшом украинском городишке. Там же научилась ходить, говорить, читать, варить борщи, полоть грядки, целоваться и даже драться. Всегда умела за себя постоять. Никому себя в обиду не давала.
Мой родной украинский городок – богом забытая дыра. Может, кто-то и считает, что кормить кур, плевать семечки и пить вонючий самогон – это романтика. Я с этим не согласна.
По-моему, так из таких дыр нужно бежать сломя голову. Во всех этих полуселах-недогородах люди тупеют, спиваются и подыхают несчастными. А как иначе, если единственное место работы – базар, на котором нет покупателей, потому что все нищие? Если вечерами на улицах, кроме матерных, никаких других слов не услышишь? Если в парке возле детской карусельки, сломанной лет 30 назад, шприцев больше, чем грязи.
Когда мне было 17, маму сократили на работе. Отец – бедный механик, сестра – семиклассница. Вообще-то я должна была тихонечко готовиться к поступлению в институт, но мне слабо верилось, что без денег удастся пробиться в какое-то вменяемое место. Учиться в богом забытом техникуме не хотелось – у меня всегда были неслабые запросы.
Я гуляла.
Однажды вечером мой отец вдрызг надрался. Мы с ним всегда недолюбливали друг друга – у нас сложные характеры, сцепимся – не растащишь. А тут совсем разругались. Папаша тогда выдал то, что я ему никогда не забуду. Обозвал подзаборной шалавой. Приходи, говорит, ко мне в гараж, – я тебе клиентов подгоню.
Сейчас бы я рассказала ему, кто такие подзаборные шалавы. Это те красотки из моего родного городка, которые спят с каждым встречным-поперечным за бутылку пива, да еще и при этом мнят себя благородными девицами. Это совсем не то же самое, что проститутки. Проститутки зарабатывают деньги. Неплохие деньги, между прочим. Адский труд.
Но тогда, в свои зеленые 17, я не нашла, что ответить. Хлопнула дверью и убежала к подруге. Я очень эмоциональная. Даже слишком. В бешеном состоянии могу наломать столько дров, что потом всю жизнь разгребать придется. Мозг будто отключается. На автомате делаешь что-то, а о последствиях задуматься даже не пытаешься.
Подруга Наташа, к которой я помчалась жаловаться на отца, работала в Москве проституткой. На панель ее привела нищета. Наташа из многодетной семьи – четвертая из шести. Ее сестры-братья подростками все сидели – за разбой и воровство. Отец беспробудно пил. Мать продавала поштучно жвачки и сигареты. Разложит свой товар утром на старой раскладушке и сидит сиднем целый день. Понятное дело, с такой «работой» сыт не будешь. Вот Наташа и уехала в Москву, чтобы семью кормить. И не только кормила в итоге.
Наташа мешками привозила из столицы гостинцы, машинки, комбинезоны – все для племянника, сына старшей сестры. Его маме было все равно, как это доставалось. Ей еще и денег вдогонку оставляли, и еду покупали, как и остальным братьям-сестрам, – попробуй тут пожалуйся.
Я плохо соображала, когда Наташа предложила мне поехать в Москву вместе с ней. Точнее, вообще не соображала. Бешеная была, говорю же. Помимо обиды на отца, в моей зеленой голове умещалось разве что желание доказать всем, что я сама в состоянии справиться с любыми своими проблемами. Посмотрите же, я смогу себя обеспечить и, если рядом не будет родителей, не пропаду.
Я слабо себе представляла, чем придется заниматься. Понимала, что работа проститутки – постель, но даже не догадывалась, сколько опасностей с этим связано. Секс, убеждала я себя, – это не так уж сложно и страшно. Порой даже приятно.
Москва вскружила мне голову с первого взгляда. Был февраль, темнело рано. Когда мы приехали, в городе уже зажглись фонари. Я прилипла к окну еще в поезде. Мне тогда подумалось, что прекраснее этих фонарей – желтых, фиолетовых, розовых, зеленых – могут быть разве что яркие витрины. Я будто очутилась в сказке.
Сказка закончилась в первую же рабочую ночь, когда меня сняли три пьяных мужика. Запихнули в машину и отвезли в однокомнатную квартиру, где один из клиентов жил с женой и детьми. Повсюду были разбросаны флакончики с кремами, игрушки, семейные фотографии. Мерзость.
Меня раздели, уложили. Повезло еще, что не на пол, – такое часто бывает, когда места не хватает. Еще часто несколько проституток и мужиков оказываются скопом в одной кровати. Не до возни и романтики.
Все прошло нормально. Нормально – значит без эксцессов. Кайфа от секса я не словила. Под утро меня от него начало тошнить.
Эксцессы – это вообще в порядке вещей. Работа проститутки – все равно что лотерея. Выигрышный билет – вменяемый клиент, который просто хочет удовлетворить свои животные потребности. Просто – то есть без всяких излишеств.
Выигрышные билеты в лотерее попадаются крайне редко. Все больше проигрышных – один другого хлеще. Пустят, например, тебя по кругу. Одна девочка на десятерых. Подобное обычно случается с малолетними придурками. Приходит такой снять себе на ночь проститутку – дрожит весь, ручки потные, глазки бегают. Выбирает ту, что поскромнее, потоньше. И увозит на дачу – к ораве заждавшихся дружков. Все – баста. И это еще хорошо, если утром найдешь себя с целыми костями. У нас однажды девочка пропала на неделю. Ее уже успели похоронить. Натуральные поминки по ней устроили. А она вдруг заявилась: лицо – сине-бордовая масса, ребра – труха. Как вообще выжила – непонятно. Оказалось, клиент пытался заставить ее убраться в доме, где проходила гулянка. Веник ей в руки совал. А девочка отказалась с грязью возиться. Вот и получила.
У клиентов бывают разные заскоки. Такие, что нарочно и не придумаешь. Меня, например, как-то раз два придурка заставили литрами глушить редкостную дрянь. Я вообще-то с алкоголем на «вы» (а многие девочки, кстати, пьют по-черному, а потом лупят друг друга за невымытую посуду и спертый лак). В ту ночь в меня влили столько, сколько я не выпила за всю жизнь. Плюс ко всему приказали курить траву. Организм выкручивало: я бегала в туалет, рвало, возвращалась, вливали еще. После я несколько дней вообще не могла встать.
А это ведь чревато: когда не выходишь на работу, платишь штраф. Проститутке в неделю полагается один выходной. Хочешь отдохнуть еще, плати за себя две твои ночные таксы, то есть разовый заработок «мамочке». Не являешься домой, потому что клиент якобы не отпустил, – плати штраф. Никого не интересуют твои трудности.
О тебе вообще никто не беспокоится. Ты – живая машина для добывания денег и избавления от проблем. От ментов, например. Чтобы не докапывались, чтобы «мамочек» не доставали, будь добра, отпаши на ментовском «субботнике». За просто так.
Живут проститутки целыми коммунами. Наша однокомнатная хибара находилась в Чертанове. Потрепанный девятиэтажный дом, старый ремонт. Внутри – две кровати, стол, на кухне – стенка, холодильник. Ютились впятером: я, моя Наташа, еще одна шалава-малолетка с большим самомнением и наши «мамочки» – некогда девочка по вызову, «продвинувшаяся по службе», и бывший мент.
Света белого проститутки не видят. Редко когда доводится бодрст-вовать в дневные часы. Приезжаешь – еще темно, просыпаешься – уже темнеет. Надеваешь на себя что-нибудь попошлее, глаза ярко размалевываешь – и вперед, на работу.
Я ревела практически каждый день. Втихушку – в ванной. Не хватало еще, чтобы кто-то видел мои слезы. Я пыталась успокоить себя тем, что с каждой трудностью становлюсь сильнее. Становилась ли? Не знаю. Черствее становилась – факт.
В какой-то момент я готова была сорваться, все бросить и вернуться в свою дыру. Даже лузгать семечки и полоть грядки была готова. Но для того чтобы свалить, нужно было хотя бы отработать долги за квартиру, билеты, еду. У некоторых девочек на это уходит полгода. Я бы, наверное, раньше справилась. Но обстоятельства сложились иначе.
Все закончилось совершенно неожиданно. Однажды мне позвонила мама. Прорыдала в трубку, что, если в течение двух дней не вернусь домой, попаду на ее похороны. Повесится.
Странно было бы думать, что в моем захолустье никто не поймет, где я и что я. В таких местах люди знают друг о друге все. Хлебом не корми – дай кого пообсуждать. Покритиковать. На себя бы посмотрели сначала.
После разговора с мамой я прорыдала часа два. Потом взяла себя в руки и позвонила Леше, моему постоянному клиенту. Леша частенько снимал меня сразу на несколько дней. С ним все было спокойно. Ну, или по крайней мере предсказуемо. Безопасно.
Леша выслушал мои невразумительные всхлипы и приказал выдвигаться на вокзал. Встретил у касс, купил билет и дал денег с собой.
Дома первые несколько недель по ночам мне снились кошмары. Хотя это ведь и ночами-то не назовешь: засыпала я только под утро. Вскакивала оттого, что не могла понять, где нахожусь и что вообще происходит.
Еще я долгое время лечилась. Вообще мне сказочно повезло: ни один из моих клиентов не был против презервативов. А ведь попадаются иногда и дебилы, которые типа не любят резину. Начинаешь перечить – насилуют.
Но презервативы – не избавитель от всех бед. От проблем по женской части они не уберегают. С такой работой сложно оставаться здоровой. Вот мне и пришлось расплачиваться.
Когда залечила все раны, я снова вернулась в Москву. Так получилось. Уже в другом качестве и с другими целями. К тому самому клиенту, который меня выслал домой, – к Леше.
Леша старше меня на 20 лет. Жены у него нет, постоянной подруги – тоже. Мы стали жить вместе.
Первое время я все больше сидела дома – готовила, убиралась, смотрела телевизор. Чтобы от тоски не загнуться, начала учить английский, осваивала компьютер. Леша меня даже устроил на работу в свою фирму. Через два года у нас родился сын.
По сути получается, что Костик и помог мне открыть глаза на Лешу. Хотя я в общем-то никогда особых иллюзий не питала. Не верю в вечную любовь. Детские выдумки. Мужики – похотливые животные. Долго не держатся.
И я догадывалась, что все плохо кончится. Все ждала, когда же уже.
Когда я забеременела, пошла сдавать анализы. И тут на тебе: сифилис. Захотелось оказаться рядом с Лешей и со всей дури врезать ему в лицо и между ног. Сифилисом меня мог заразить только он. Подцепил от проститутки. Я же два года была с ним одним.
Но я не стала скандалить – сдержалась. Остановило то, что с этой заразой можно выносить ребенка. Я решила рискнуть.
Когда я рожала, Леша куда-то подевался. Отыскала его только под утро, когда Костик уже лежал рядом со мной. Он завис в гостях у одного знакомого холостяка. У того проститутки появлялись частенько. Одна из них и подошла тогда к телефону. А я услышала на заднем плане Лешин голос и попросила позвать его. Мне ответили: таких нет. Я посоветовала этой дуре на будущее, чтобы она, когда уляжется под чужого мужика, спросила имя. И кинула трубку.
Еще с год я все это терпела. А когда Леша однажды поднял на меня руку, сказала себе: хватит. Никому себя в обиду не дам. Раз поднял – гарантий, что такого не повторится, ноль. Я забрала Костика и съехала к подруге.
Через некоторое время я вернулась на Украину – не в родное захолустье, а в крупный город. Тут и заняться есть чем, и люди нормальные.
Прошел еще год. Сейчас я живу вдвоем с Костиком. Работаю менеджером – хорошо работаю причем. Вот квартиру купила – свой угол. Выплачиваю кредиты, помогаю младшей сестре, даю денег маме. Плитку клею, шкафы вешаю, планирую сшить наконец шторы. И заказать холодильник. У меня все непросто, но у меня все хорошо.
Сейчас я оборачиваюсь назад и понимаю, что все могло бы быть иначе. Но мне не нравится это условное «бы». Сделанного не воротишь. Дрова обратно в деревья не склеишь.
И я выуживаю из себя вывод за выводом. Самый очевидный – теперь я стараюсь не поддаваться никаким эмоциональным порывам. Запрещаю себе вообще что-либо делать, когда впадаю в бешенство. Стараюсь просто уложить себя спать.
А еще теперь я пытаюсь во всем разглядеть причину и следствие. Если кто не понял, объясню на пальцах: проститутками просто так не становятся. Сиротство, инцесты, родительский алкоголизм или даже банальный пофигизм – вот что чаще всего приводит детей на панель. Мои родители ни в чем не виноваты, но я – исключение. Я сама себе палач.
С самого дна уже не поднимаются. Наташа, та самая, например, умерла от туберкулеза. Со мной просто случилось чудо. Спасибо, Леша. Спасибо, высшие силы.
И вот теперь у меня есть Костик. Мой единственный любимый мужчина. Буду ему не только мамой, но и самым настоящим другом. Я обещаю – себе и ему: мы не пропадем.
Факты:
- В Москве около 200 000 проституток.
- Среди них 120 000 – девушки 15-19 лет.
- 80% проституток – приезжие, пытающиеся прокормить оставшуюся на периферии семью.
- В целом по России около 50 000 детей в возрасте до 13 лет (!) занимаются проституцией. Чаще всего это дети из неблагополучных семей или сироты.
- Российское законодательство карает за проституцию штрафом в размере от 1500 до 2000 рублей.