Соня, 18 лет: В 14 лет я была неуклюжей, прыщавой и толстозадой. Папа говорил, моя попа напоминала две кастрюли. В какой-то момент я очень захотела похудеть – и от овсянки постепенно перешла на одну морковку в день. Родители чуть с ума не сошли: при росте 158 см я похудела до 38 кг. Меня повезли к доктору. Врач довела меня до истерики простыми вопросами про учебу и маму с папой. Мой дядя страдает шизофренией. Родители не хотели, чтобы я тоже попала в желтый дом, поэтому посещать психиатра я перестала довольно быстро. При этом чувствовала я себя скверно. Хорошо мне было только с ребятами, которые, как и я, любили эмо-рок. В моей компании меня отлично понимали: здесь у каждого были свои фобии. Не то что в школе – там друзей у меня не было. На мне будто стояло клеймо – «ненормальная». За моей спиной часто шептались. Мы с ребятами любили порассуждать о самоубийстве. Иногда я себе представляла, как это делается. 

Ира, 17 лет: Фотографией я увлеклась лет в 15. Сначала у меня была примитивная мыльница, потом появилась полупрофессиональная камера. Все хвалили мои грустные картинки. Я обожала «культуру слез» – это было заметно по моему творчеству. Я никогда не думала, что нормальный человек может покончить с собой. Все эти эмо-гимны, в которых поют «нажми на курок» или «прыгни с балкона», казались мне всего лишь метафорами, показателями отчаяния, отсутствия веры. Чем-то проходящим. Что может заставить человека себе навредить? Нелюбовь? Трудности? Пожалуй, ничто. Однажды мне захотелось запечатлеть неблагополучную реальность – сфотографировать бомжей. Стало интересно узнать, какие они на самом деле – люди, от которых все воротят нос. 

Лена: В 9-м классе у меня все еще не было мальчика, но мне очень нравился один. Лиза же меняла кавалеров, как носки. Она постоянно рассказывала мне о том, какие все парни идиоты. Юноша моей мечты тусовался на Арбате. Он играл в группе и носил майку с Куртом Кобейном. Я хотела, чтобы он лишил меня девственности. Однажды я приехала на репетиционную базу, напилась и затащила его в туалет. Дальше поцелуев мы не зашли: он заявил, что я – малолетка. Я сильно разозлилась. Вернувшись домой, я позвонила Лизе и сказала, что мы сделали это. И что я, вполне вероятно, залетела. То же самое я написала в дневнике. И о том же самом по секрету растрындела всей школе. Мне поверили. 

Соня: В Интернете я прочла, что шизофрения передается по наследству, причем не от родителей, а от дальних родственников. Симптомы проявляются примерно в 16 лет. С тех пор я начала везде видеть дядину болезнь. Особенно меня накрывало, когда я оставалась в квартире одна. В каждой висящей на стуле тряпке мне чудился монстр. В зеркале являлись привидения. Мне казалось, что я слышу шумы. В моей семье было принято скрывать неприятности. Никто из знакомых не знал о ненормальном родственнике. Но я чувствовала, что окружающие догадывались о дяде Диме. И обо мне тоже. Мне казалось, ко мне обращаются, как к шизофреничке. Мой друг Вадим из эмо-тусовки, помешанный на группе Neversmile, часто рассказывал мне о своих проблемах: родители не понимают, девушки динамят, в классе дразнят. Я делилась с Вадимом своими печалями. После того как рассказала про дядю, на меня и в компании стали косо смотреть.

 

Ира: В парке, где мы часто гуляли, бомжи были хозяевами, а мы – гостями. Я выбрала самых колоритных персонажей и попросила их попозировать мне. Они согласились – за деньги. Через неделю я заметила, что не очень хорошо себя чувствую. Сначала я стала быстро уставать – не могла досидеть до конца пары. Потом появилась раздражительность, как во время ПМС. После я обнаружила огромные, крепкие шарики в подмышках. Сильно заболели суставы. Я стала потеть по ночам. Заныло в груди. Врачи поставили диагноз – грипп, скоро рассосется. Но не тут-то было: через некоторое время шарики в подмышках заныли. И начали вдруг появляться повсюду. Маленькие и большие кругляшки потянулись от подбородка к плечам. Я постепенно превращалась в динозавра. Когда я закашляла кровью, меня охватил ужас. Рентген поставил новый диагноз.

 

Лена: Слухи о моей беременности сменили сплетни об аборте. Я охотно подыгрывала. Только Лиза знала, что на самом деле все в порядке. Правда, первое время, еще не будучи в курсе реального расклада, подруга пыталась убедить меня в необходимости рассказать обо всем родителям. У нас назрел конфликт. Я думала, Лизу раздражает то, что я притягиваю столько внимания. Мне казалось, она просто завидует. Когда Лиза сообщила мне, что собирается перейти в вечернюю школу, чтобы параллельно заниматься на подготовительных курсах в институте, я решила, что она меня предала. Так я осталась одна. 

Соня: Вы знаете, что такое паника? Это состояние, когда ты не понимаешь, что делать. Очень страшное чувство. Когда родители уехали на дачу, у меня началась настоящая паника. Я стояла на месте – а мне казалось, что я бегу. Чудилось, будто в квартире был кто-то еще. Сильно билось сердце. Я обильно потела. В тот день я впервые задумалась о самоубийстве. Мне захотелось всю эту жизнь стереть. Но я сумела себя тогда успокоить. Выпила лошадиную порцию снотворного, чтобы просто хорошо поспать. Проснулась я с чувством, будто меня переехал грузовик. После я стала замечать: чем больше сплю, тем хуже функционирую. Я перестала ощущать бодрость по утрам. Стала рассеянной. Как-то раз я, зависнув за эпиляцией бикини, отрезала себе край клитора. Было адски, невыносимо больно. 

Ира: Туберкулез делает человека изгоем: болезнь может передаться тому, кто стоит в метре от тебя. После того как меня привезли в диспансер, я перестала видеть лица врачей. Они меня ощупывали и осматривали только со спины. И друзья не рисковали навещать. Даже мама не могла меня обнимать. Опасно. Обнаружив туберкулез, врачи нашли у меня и проблемы с иммунитетом, о которых я раньше не догадывалась. Из-за них моя болезнь развивалась стремительно и с осложнениями. Я принимала лекарства каждые 4 часа, а состояние ухудшалось. Доктор объяснил: мне кололи сильные препараты с жуткими побочными эффектами. Я ела – и меня сразу же рвало. Тошнило и когда я голодала. После месяца жесткой химиотерапии я стала задумываться о самоубийстве. Что-то подсказывало: шансов выкарабкаться у меня нет. Врачи подтверждали опасения – признавали, что надежды и правда невелики. При этом они заверяли, что я должна бороться из последних сил. Когда ты чувствуешь, будто тебе на грудь положили десятикилограммовую гирю, не веришь в спасение. Мне было больно, даже когда я спала. 

Лена: Я фантазировала о том, как мое остывшее тело найдут. Как сперва не поверят. Как все знакомые станут обвинять друг друга. Кто-то поймет, что не успел попросить прощения. Кто-то удивится. Я долго думала, как же это сделать. Не хотела прыгать с крыши и вскрывать вены. Мне незачем было испытывать боль. В аптеке выдают снотворное без рецепта. Оно слабое, но, если принять сразу много... Я решила сделать это в школе, чтобы было побольше зрителей. Я спросила в аптеке, какое лекарство отпускается без рецепта. Мне назвали препарат. Я попросила 12 упаковок. На меня посмотрели косо: – Нет, девушка, мы вам столько не продадим. Хватит 2 пачек для начала. Тогда я решила откладывать снотворное. Я его прятала в дневнике. Лиза увидела и сразу отрезала: – Ну ты и дура. Если захочешь это все принять, прочти инструкцию. Как бы оно не оказалось слабительным. После такой реплики я поняла, что просто обязана покончить с собой. 

Соня: Я начала воровать. Наверное, так я пыталась проверить свою панику: проснется ли она, когда я полезу в чужой портфель? У своего одноклассника я украла шоколадку. В магазинах таскала жвачки. Вынимала газеты из почтовых ящиков. Выносила учебники из школьной библиотеки. Знала бы я тогда, что это был крик о помощи… Когда родители снова уехали, у меня случился очередной приступ страха. Я залезла в ванну и пустила горячую воду. Взяла бритву. Почему от меня ее никто не спрятал? Я начала резать себя везде – руки, ноги, живот. Сильно билось сердце. Вода лилась и лилась. Я почти ничего не чувствовала – не только из-за потери крови, но и из-за сильного успокоительного, которое приняла. В какой-то момент я отключилась. 

Ира: Больше всего меня пугала полная беспомощность. Мне было всего 15, а я уже не могла ходить. Я постоянно думала о том, что превращаюсь в овощ. В куклу, которая скоро не сможет даже говорить. Одноклассники звонили – спрашивали, как я. Мама приносила музыку. Я вспоминала, как ходила на концерты, целовалась с мальчиком, мечтала... Однажды я решилась – и начала собирать всякие лекарства. Обезболивающие, успокоительные, снотворные. Я постоянно просила дать мне дополнительную дозу. Как-то раз я спросила маму: – Поможете мне умереть, если что? Мама заревела. Она поклялась, что не позволит мне страдать. Сказала, что есть сильные препараты, которые снимают боль, – если станет совсем нестерпимо, она их достанет. Но было уже нестерпимо. А в тумбочке у меня лежал целый клад. 

Лена: За неделю я обошла три аптеки. Везде брала понемногу, чтобы не вызвать подозрений. В тот день я была такой радостной. На перемене я пошла в туалет. Взяла бутылку крепкого пива, пачку сигарет, книгу и лекарства. Я засунула в уши «Короля и Шута» и начала пить для храбрости. Надо было глотать все таблетки одним махом, но я решила делать это постепенно. Я прерывалась, чтобы покурить. Только сейчас я понимаю, что запах табака не мог не вызвать подозрений. Все наши курили за школой. Я почувствовала, что меня мутит. Перед глазами все поплыло. Тогда я стала заглатывать таблетки с особой жадностью. По две, по три за раз. 

Соня: Я очнулась в «скорой». Не могла пошевелиться: меня всю сжали бинты. Оказалось, я затопила соседей. Они-то и взломали дверь. В больнице ко мне пустили родителей. Они долго молчали – уже просто не знали, что сказать. Врач сразу стала настаивать на том, что необходимо полежать в психиатрической больнице. Она сказала, что меня надо избавить от страхов. Но родители были резко против желтого дома. А по закону, даже если ты болен, тебя не могут упечь за решетку палаты – это дело добровольное. В больнице мне страшно не было. Наверное, потому, что мне постоянно кололи лекарства. А когда я переехала домой, ко мне вновь вернулись мои фобии. Снова в зеркала пришли призраки. И пот появился. И трясучка. Я боролась с чертями еще полгода – пока не решила повторить попытку. 

Ира: У О'Генри есть рассказ «Последний лист» – история про девушку, которая, как и я, тяжело болела. Она решила, что умрет, когда за окном с дерева опадет последний лист. Была зима. Один художник нарисовал лист на ее окне. Она думала, что он настоящий. А художник подцепил воспаление легких, пока рисовал, и умер сам. Я не верила в свои шансы на выживание. Открывать глаза с каждым днем становилось все тяжелее. Из-за кошмарной слабости я уже не вставала с кровати. Однажды я таки решила покончить с муками – выпить все свои лекарства. Меня рвало – я не могла нормально глотать таблетки. Приходилось их разжевывать. Жидкие сиропы давались еще сложнее. В результате меня все-таки вывернуло наизнанку, но я не остановилась – съела еще что-то из лекарств. Я ощущала, как медленно умираю. Меня трясло. Периодически я проваливалась в сон. И иногда громко стонала. Не знаю, сколько времени прошло. Врачи пришли на звук моих завываний. 

Лена: В больнице мне сделали промывание желудка. Это было ужасно: в рот засунули огромный шланг, а потом влили в вену жидкость. Меня лихорадило. Не понимаю, как еще описать мое состояние. Пожалуй, ничего ужаснее я в жизни не испытывала. Всю ночь я провела в обнимку с тазиком. Меня рвало, я пила, меня снова рвало. Конвейер. Утром медсестра сказала, что скоро приедут родители. И что вечером ко мне пытались пробраться две девушки. Они перелезли через забор, потому что их не пускала охрана, но в палату проникнуть не смогли. Одна из них была жгучей брюнеткой. Лиза! 

Соня: Сначала я себя долго резала, чтобы наказать. В нашей компании вообще многие себя резали. Слегка. Ножом рисовали узоры на руках. Потом я залезла на балкон. Всего-навсего десятый этаж. Я не стала долго смотреть вниз. Запрокинула одну ногу, потом вторую. Встала на бортик спиной к пропасти. Я была на сто процентов готова, но тут во двор вышла моя пожилая соседка. Она увидела меня и сразу обо всем догадалась. Так я снова не смогла довести дело до конца. Я вцепилась в перила. Какой-то парень с соседнего балкона протянул мне руку – держась за него, я перелезала. Через несколько минут меня уже увозила «скорая». 

Ира: Я провела несколько часов без сознания. Мне виделось, как мое тело плывет по больничным коридорам. Может, моя душа уже успела куда-то улететь. Я чувствовала смерть на кончике языка. Когда очнулась, я приняла сильный препарат, от которого стало хорошо. Через 2 дня мне сделали операцию – «вычистили» туберкулез. Похоже, я пережила смерть для того, чтобы начать бороться. Попрощавшись с жизнью, я поверила в то, что это еще не конец. Я пролежала в больнице в общей сложности года полтора. Сейчас я живу в санатории. Не так давно я снова встала на ноги. Потихоньку ко мне возвращаются силы. Врачи говорят, всему виной моя вера в жизнь. Мое огромное желание выкарабкаться. Теперь иногда ко мне заглядывают друзья. И мама наконец обнимает. Уже – можно. 

 Лена: Лиза таки пробралась ко мне вечером, порвав джинсы об забор. Она любит меня, несмотря ни на что. Потребовалось много времени, чтобы я осознала, какую фантастическую глупость совершила. Какой же я была идиоткой! Внимание не вымаливают суицидом. Самоубийством кличут смерть. Мне повезло. Вероятно, это самая большая удача в моей жизни – я все еще хожу, дышу, говорю. Выписавшись из больницы, я начала работать над собой с психологом. Доктор помогла мне повзрослеть. Сейчас я заканчиваю университет. Стану дипломированным социологом. И когда-нибудь, возможно, спасу того, кто задумается о самоубийстве. 

Соня: После еще одной попытки суицида мои родители сдались. Меня госпитализировали в психиатрическую больницу, где я числюсь до сих пор. Я пью таблетки от призраков в зеркалах. И со мной постоянно разговаривают о моих страхах. Я еще до конца не поправилась, но меня уже отпускают домой на выходные. Я больше не общаюсь со старой компанией. Я научусь общаться с другими людьми. Я хочу жить. Очень хочу.