Я осталась жить с мамой, а папа переехал на съемную квартиру. Сначала он общался со мной по 2-3 раза в неделю. Но в таком режиме мы протянули только где-то полгода. Регулярные встречи быстро стали сходить на нет. Впрочем, я, как взрослая, сейчас понимаю, почему отец тогда перестал со мной видеться. Дело в том, что мать частенько навязывалась со мной, чтобы улучить момент и высказать отцу все, что она о нем думала. Мама держала на него обиду – очень серьезную. И вот отца стало задалбывать, что она ищет хороший предлог, чтобы снова поругаться. И он тупо отдалился. 

Ну, да и ладно. Я не то чтобы сильно страдала из-за всего этого. Моя детско-подростковая жизнь все равно была довольно веселой. Я росла в спальном районе, где все друг друга знали. Я могла спонтанно зайти к любому человеку в гости, если просто видела, что в его окне горел свет. 

И мне это очень нравилось.   

Мы дружили целой компанией из 10 человек – гуляли по району, ходили в кино, зависали на детских площадках. Обожали собираться у кого-нибудь на квартире, когда родители сваливали на дачу. Короче, жили мы активно и вообще не скучно. 

Еще мы часто ходили на дискотеки. Я очень любила танцевать. И у меня это действительно хорошо получалось. Иногда на вечеринке ко мне подходили незнакомые девчонки и говорили: «Вау, как ты круто двигаешься!» У меня даже было свое фирменное па ногами – такое, как в старых американских хип-хоп-клипах. Жаль, что теперь об этом можно только мечтать. Ну, что ж, я все равно благодарна Богу за те ночи, которые я проводила в плясках до утра. Я тогда была совсем беззаботной. Спасибо. Я этого не забуду. 

Когда школа подошла к концу, мне, как и всем моим друзьям, пришлось немного подсократить тусовки и заняться учебой. Я основательно поднапряглась – и в итоге, как и хотела, поступила в институт иностранных языков. 

 
Когда у меня все получилось, я почувствовала, что я – человек с целью. Филолог-лингвист может стать кем угодно – от преподавателя до редактора какого-нибудь крутого интересного журнала! Уже с первого курса в моей голове начали прокручиваться самые разные планы: мне хотелось быть и журналистом в отделе культуры, и телеведущей, и автором учебников, и гидом, и переводчиком – я понимала, что, по сути, все-все могу. Тогда моя жизнь была похожа на альбом для рисования – в будущем там появлялась любая картинка. Та, которую я нарисую сама. 

 
У нас в институте можно было набрать себе несколько языков. Я взяла испанский, английский и итальянский. Потом еще захотелось дополнительно заниматься японским, и я купила себе аудиокниги-самоучители. При этом у меня еще характер такой, что  любой новый предмет заставляет меня окунуться в него с головой. Я ведь горы могу свернуть, если действительно интересно. 

 
Так бы я и стала полиглотом, если бы через полгода не охладела. То есть я даже не то чтобы охладела, а переключилась. Меня резко переклинило. Все просто: ко мне пришла любовь. 

На этого высокого брюнета в разно-цветных кедах я довольно долго просто заглядывалась в нашей институтской столовке. Он носил такие большие пестрые шарфы, постоянно что-то кому-то втирал, очень часто и заразительно смеялся. Возле него всегда образовывалась небольшая компания. 

 
Однажды я решилась: краем уха подслушав историю, которую он рассказывал, я просто подошла и вставила свои пять копеек:
– Круто! А я тут на днях...
Миша тут же переключил все свое внимание на меня. Слово за слово – и он уже обещает мне дать почитать новую книжку и скинуть ссылку на прикольный фильм. А потом – как у всех: кино-кафе-клубы...
С Мишей мы никогда не были идеальной парой. Даже в свой конфетно-букетный период мы постоянно цапались. А через год наши отношения и вовсе больше стали напоминать холодную войну: любой предлог – и снова обида. Либо я, либо он – кто-то из нас исчезает с горизонта, чтобы через пару дней все начать заново... Плюс – даже в мирное время не прекращался обмен претензиями. Он придирался к моим друзьям и увлечениям. Я злилась на его всегда включенный компьютер и пофигизм. 

Но любовь – лично для меня она, знаете, штука очень особенная. Даже если ты отлично понимаешь, что с этим человеком тебя ждут адские мучения, ты, если и правда любишь, все равно набираешь смс «прости» и мчишься к нему посреди ночи. Я ничего не могла с собой поделать. Он тоже. Так шло время. Надо было что-то менять, чтобы остановить эту нашу постоянную войну. Но ни я, ни он – мы не понимали, что именно стоит делать. Мы с Мишей просто ходили по нашему замкнутому кругу. Отказываться от этих странных отношений мы не собирались.
Это случилось в пятницу вечером. Я вообще не знаю, как я умудрилась так напиться. Отмечали что-то, болтали. Я находилась в компании своих однокурсников. Это были наши общие с Мишей друзья.

 
Мишки там не было: он сидел дома и писал курсовую. Мы снова были в ссоре, снова злились и ждали, кто первый сломается и начнет извиняться. Классика нашего личного жанра. 

 
Вдруг на меня что-то нашло. В одну минуту я особенно остро ощутила, что застряла в какой-то клетке. С Мишей – плохо, а без него – еще хуже. На тот момент мы не разговаривали уже два дня.
Меня прямо что-то распирало изнутри. Я злилась. Хотелось его избить или наоборот – обнять. И еще хотелось вырубиться, чтобы не чувствовать вообще ничего. 

 
Мои подруги подходили, пытались поговорить со мной о Мишке, успокаивали, старались переключить мое внимание на нашу веселую тусовку. Но я только молчала и раскачивалась вперед-назад на своем стуле. 

 
В какой-то момент я почувствовала, что накатила волна жара. Невыносимое головокружение, обида, боль...
Я сделала два быстрых шага к балкону, перелезла через решетку, постояла несколько секунд на воздухе и уже начала забираться обратно...
Раньше я ни разу не пыталась покончить с собой. Иногда приходили такие мысли – ну, только чтоб представить, как отреагировали бы те люди, которые меня обидели, но все это было не всерьез. А еще я всегда считала, что суицид – это хорошо продуманный, а не какой-то спонтанный поступок. Что это случается только с теми, у кого действительно нет выхода. Надо испытать нереальную муку, чтобы на такое пойти, думала я. И вообще – мне казалось, что убивают себя только психи... 

 
Но в ту ночь я слишком много выпила. Алкоголь лишил меня всякого здравого разума. А невидимый голос начал доставать – стал спрашивать, насколько я храбрая. Ничего страшного, говорил он, если сейчас я совершу это, все хорошо закончится, просто все станут более трепетно со мной обращаться – вот и весь итог. Да и я пьяная. Мне простительно.
Я спрыгнула с шестого этажа. 

В результате компрессионного перелома позвоночника я потеряла чувствительность от пояса и ниже.
Так закончилась моя жизнь.
Закончились танцы. Я больше не отплясываю до утра. Закончилась учеба в институте. Я не буду ходить на лекции. Не смогу стать телеведущей. Не получится водить экскурсии для туристов. Закончились посиделки на квартирах с друзьями. В результате закончились и отношения с Мишей. Да даже о том, чтобы самостоятельно принимать ванную, я могу забыть!
Сначала была больница. Постоянные истерики мамы. Какие-то странные папины подарки. Корзины цветов от друзей. Целая коллекция плюшевых игрушек... Да, по сути, все получилось, как я хотела: все тут же стали уделять мне очень много внимания. Но вот только мне от этого не становилось легче. С каждым днем моя внутренняя боль только нарастала. Чувство беспомощности буквально разрывало меня на части. Все это напоминало ужасную пытку. Этот первый период привыкания к новой себе был самым странным в моей жизни. 

Вскоре друзья стали появляться все реже. Мама стала совсем грустной и черствой. А у меня апатия сменилась на постоянную истерику.
При этом беды даже и не думали заканчиваться – они просто шли одна за другой без остановки. А я ничего не могла с этим поделать. Мне оставалось только молча сносить удары. 

 
Через два месяца после моей попытки самоубийства я узнала, что мать больна раком. Оказывается, диагноз был поставлен уже давно, но мама скрывала его. 

 
Когда все раскрылось, я вообще поставила под сомнение реальность. Неужели такое бывает? Неужели всего за несколько месяцев можно потерять все и сразу?! 

Через полгода мама умерла.
Кажется, на какое-то время после этого я вообще прекратила верить в то, что существую. Все эти события вместе были настолько абсурдными и ужасными, что в принципе не укладывались в моей голове. Мне ведь казалось, что я уже за все расплатилась. Расплатилась по полной. Ан нет.
Но и на этом беды не заканчивались. Когда я только попала в больницу, папа был вполне вменяем. А после смерти матери он снова начал пить. Может, по сути, эти события никак не были связаны между собой – я не знаю, мы с отцом это никогда не обсуждали. Но в любом случае результат-то от этого не меняется. 

 
Очень скоро отец стал уходить в длительные запои, прекратил заглядывать в больницу и платить за дополнительные медицинские услуги, за сиделок и за массаж. 

 
Друзей просить о помощи было бесполезно. Они, конечно, по-разному напоминали о том, что любят меня, но они ведь студенты – материально они помочь не могли. 

 
Огромное спасибо одной девочке, которая попросила социальные службы заняться мной. Без этого я бы вообще просто осталась незамеченной.
Через несколько месяцев я немного пришла в себя и стала думать о том, что стоит делать дальше. Так я вспомнила, что у меня есть один родственник по материнской линии – тоже инвалид. Ему за шестьдесят. Он живет в двухкомнатной квартире. К нему приходят соцработники. Этот мой дядя – в общем-то хороший человек. Тоже пьющий, как и отец, но все-таки заботливый. Я связалась с ним. И он забрал меня к себе.
Так началась моя новая жизнь. 

 
Первое время я постоянно думала о том, почему я тогда попыталась убить себя. Ответ в голове просто не укладывался: я же всего-то навсего решила попугать Мишу! Теперь его и след простыл (он просто однажды перестал звонить и навещать), а я из обычной московской студентки превратилась в нищего инвалида. Живу с пьющим дядей. Ему снятся кошмары по ночам, и он орет благим матом. 

 
Еще первое время мне вообще не хотелось делать упражнения для восстановления чувствительности. Я в них просто не верила.
Есть и спать мне тоже не хотелось. Тем более не хотелось сидеть за компьютером, смотреть телевизор или читать книгу. Была только пустота. 

Мне не хотелось жить и не хотелось умирать.
Каждый вечер перед сном я вспоминала маму. Я мечтала о том, чтобы она пришла ко мне во сне и сказала, как скоро мы с ней встретимся.
Так я медленно поедала себя изнутри. 

 
Впрочем, думаю, любой инвалид меня поймет. Даже если отбросить всю мою трагическую историю – только представьте, каково это – быть инвалидом в нашей стране. Слава Богу, у нас хоть лифт большой, иначе у меня вообще не было бы даже возможности элементарно спуститься вниз и выйти из подъезда. А у многих ведь маленькие лифты – туда даже велосипеды не влезают, что уж говорить о колясках. 

 
Забраться в общественный транспорт для меня – тоже задача не из легких. Не всегда найдется человек, который поможет тебе подняться с коляской. А про метро и речи быть не может. Как можно спуститься вниз по эскалатору?! 

 
По сути, с того самого дня, как я прыгнула с балкона, вся моя жизнь стала зависеть от социальных работников. Но ведь они-то тоже помогают не со всем. Не скажешь же госслужащему, что, мол, сегодня мне захотелось пойти купить себе шарфик. Все это дело надо планировать, договариваться заранее, просить. В некоторых случаях – даже заискивать, лишь бы помогли... Но я не буду рассказывать плохого о своих соцработниках, потому что только благодаря им я попала не в дом престарелых, а к дяде. А чуть позже с их помощью я вообще смогла будто родиться заново. 

 
Перемены начались два года назад. Тогда ко мне стали приходить психологи. Первое время беседы с ними казались мне абсолютно бестолковыми: комплексов никаких у меня нет, жить я согласна, убивать себя не буду. Когда спрашивали, на что жалуюсь и как я хотела бы измениться, я просто говорила, что все у меня в порядке, только по маме скучаю. 

 
Но одна девушка из соцслужбы – Инна – не поверила в мое «все в порядке». Она не стала слушать мои отмазки о том, что, мол, все равно ничего не изменишь и меня такое существование вполне устраивает. После одной очень серьезной и напористой беседы с Инной я разоткровенничалась. Выложила те мысли и переживания, которые даже от себя прятала. И со временем мне помогли.
С Инной я начала делать ненавистную гимнастику. Разработала мышцы рук. Ежедневные тренировки – и я стала гораздо более самостоятельной и ловкой. Теперь мне доступно то, на что я раньше не решалась. Я, например, в случае крайней необходимости могу сама выехать из подъезда даже зимой. 

Именно Инна напомнила мне, что я когда-то была полиглотом. Я стала искать работу – и вскоре одно бюро переводов согласилось со мной сотрудничать. Теперь, сидя дома, я зарабатываю деньги, чтобы оплачивать своих помощников. Для меня это – самое важное: ко мне приходит женщина убираться, медсестра – ухаживать за пролежнями плюс девушка одна помогает мне ходить в магазин и готовить ужин.
Когда я несколько воспряла духом, Инна отвела меня в специальный центр, где общаются другие инвалиды. Там у меня появились друзья. 

И еще буквально год назад наша соцслужба заставила отца платить мне алименты – как неработоспособной совершеннолетней дочке. При этом, правда, папочка умудрился отобрать у меня квартиру. Конечно, сил и возможностей бороться за нее у меня пока просто нет. Соцработники говорят, что, если начнется судебный процесс, он закончится очень нескоро. А кто будет возить меня к юристам и нотариусам? На данный момент сама я с этим не справлюсь. Да и просто морально мне это еще не по силам. Но когда-нибудь я и с этим разберусь. 

Сейчас я большую часть времени провожу за компьютером – так я общаюсь и работаю. К сожалению, на улицу я все еще выхожу крайне редко (не устану повторять, что наш город абсолютно не приспособлен для инвалидов – как будто мы не существуем). И другими особыми успехами я пока похвастаться не могу. Но все-таки я понимаю: пока ты жив, надо брать по максимуму от этого мира. 

 
В последнее время я стала много писать – сочиняю стихи, прозу. Рисую, свожу треки на компе, перевожу. Впереди меня ждут новые увлечения. Я рада, что могу окунутся во что-то с головой. Любимые дела помогают мне забываться. К сожалению, моему дяде этого не дано. Но я надеюсь, что он по-своему радуется хотя бы от выпивки. 

Вряд ли кто-то в это поверит, но на самом деле сейчас я стала любить жизнь даже больше, чем до травмы. Многие думают, что я такое говорю, чтобы меня не жалели. Но нет, это чистая правда. Когда тебе сложно жить, появляется важная вещь – смысл. Я ставлю перед собой бесконечные цели и каждый день одерживаю новую победу. 

 
Поверьте, когда человек не может ходить, он вынужден по понедельникам, вторникам, средам и так далее совершать подвиги. Я пытаюсь этим подвигам радоваться – каждому в отдельности и всем вместе. И у меня в общем-то получается.

ФАКТЫ

● Состояние алкогольного или наркотического опьянения увеличивает ощущение внутреннего кризиса и придает ему характер безысходности. Из-за этого 50% попыток самоубийств совершается под алкоголем или наркотиками.

● По статистике, количество «неудачных» самоубийств – тех, в результате которых люди, решившиеся на суицид, выживают, – в 5 раз больше «завершенных». При этом 1/4 выживших полностью теряют работоспособность. А 2/3 получают ту или иную степень инвалидности.

● Частота суицидальных действий среди подростков в течение последних 20 лет удвоилась. У 30% ребят в возрасте 14-24 лет бывают суицидальные мысли, 6% юношей и 10% девушек совершают суицидальные действия. При этом только 10% хотят покончить собой, а в 90% случаев суицид – способ привлечь внимание.

КОММЕНТАРИЙ ПСИХОЛОГА

Далеко не всегда суицид – долго вынашиваемое решение. Некоторые идут на это неожиданно даже для самих себя. Американский психоаналитик Карл Меннингер выделяет в качестве одного из глубинных мотивов такого суицида желание навредить: суициденты, будучи инфантильными личностями, реагируют яростью на помехи или препятствия, стоящие на пути реализации их желаний. Алкоголь обостряет и обнажает внутриличностные конфликты, но вместе с тем притупляет чувство реальности. Так случилось с Сашей: она ощутила приступ агрессии при мыслях о своем парне, но поскольку его не было рядом, то разрушительные порывы сместились с него на нее саму. И опять же алкоголь не позволил девушке здраво оценить минутный порыв и не дал вовремя остановиться, а наоборот, только сделал решение еще более поспешным. 

 
По большому счету, если сложить все последующие беды, выходит, что Саша пережила так называемую психологическую смерть. Но девочке на самом деле удалось воскреснуть, а это говорит о личностном скачке. Она начала заново строить себя: нашла новый смысл жизни, вспомнила прежние увлечения и интересы, простила себя и родных. Хочется пожелать Саше творческой и профессиональной самореализации и настоящей любви.