Если у тебя есть младший брат или сестра, ты помнишь, как вокруг твоей мамы все суетились, когда она была беременной. Ей не разрешали поднимать тяжести, не позволяли есть острое, не пускали в прокуренные помещения, старались оградить от тебя или папы, если вы вдруг простужались. Все это происходило неспроста: организм женщины, вынашивающей малыша, очень уязвим. Еще более уязвим сам малыш, который находится внутри мамы. Любое постороннее вмешательство в его размеренное развитие может повлечь необратимые последствия. В Нижнеломовском доме-интернате для детей с физическими недостатками, где живут 63 ребенка 3-20 лет, о таких последствиях знают не понаслышке. Здесь у каждого – своя болезнь. Самый распространенный недуг – детский церебральный паралич (ДЦП). Если не знаешь, что это такое, представь себе девочку, чьи тонкие, как коктейльные трубочки, ножки, вывернуты так, что коленки смотрят друг на друга. Или мальчика, у которого внутри будто металлический каркас, из-за чего все его тело неестественно раскорячено в разные стороны. У этих детей поражена часть головного мозга, отвечающая за координацию движений. Они не могут передвигаться в лучшем случае без костылей, в худшем – без инвалидной коляски. Специальной терапии, полностью избавляющей от ДЦП, не существует. 

У некоторых жителей Нижнеломовского интерната рук или ног нет вовсе. Вместо них – культи, нелепые отростки, болтающиеся, как насмешка, там, где должны быть здоровые конечности. Хорошо, если от них можно получить хоть какую-то пользу: на недоразвитых ножках дети учатся ползать по коридорам и скользить по лестницам, недоразвитыми ручками, беспалыми или заканчивающимися до локтя, приноравливаются держать ложку и набирать смски. 

От таких детей – с  серьезным ДЦП или аномалиями развития – в роддомах мам уговаривают отказаться. Их старательно убеждают в том, что со сложным малышом смогут справиться только специально обученные медсестры и воспитатели. Да, больным детям действительно нужны круглосуточный уход, постоянное внимание врачей, серьезная терапия. Но ведь материнская любовь и ласка им необходимы еще больше. Об этом мамам почему-то сообщить забывают. Только самые крепкие родительницы не поддаются на уговоры и увозят детей домой. Мамы, которые слишком боятся трудностей, стесняются «бракованных» крох, бросают своих детей на произвол судьбы. Из роддомов они попадают в дома малютки, затем, по достижении 3 лет, – в специнтернаты. Здесь им суждено учиться ходить и говорить, читать и писать, понимать и принимать. Учиться выживать. 

Самые маленькие 

В просторной комнате – три аккуратно застеленные кровати. Коричневые покрывала лежат ровно по центру, подушки высятся у изголовья треугольными парусами. Только на постели в углу одеяло собрано высокими беспорядочными буграми. Из-за них едва высовываются чьи-то крохотные ручки, слышится шуршание. Мы подходим ближе, я наклоняюсь. – Привет, меня Таня зовут. А тебя как? – кажется, я смущаюсь больше, чем маленькая хозяйка комнаты. – И меня Таня! – белозубый ребенок широко-широко улыбается мне. – Ты почему не на уроках? – Болею, – Таня крутит в руках красную детальку конструктора. – Чего строишь? – Если хватит деталей, сделаю самолет. И улечу на нем далеко-далеко. – Таня замолкает. А мы пытаемся расшифровать ее планы. Далеко-далеко – это, наверное, в Америку. В страну, где для инвалидов созданы максимально комфортные условия жизни. Перемещаться по городу на колясках с  электронной системой управления, взбираться в автобусы по пандусам, с помощью социальных адаптационных программ получать хорошее образование, устраиваться на нормальную работу – об этом мечтают все жители интерната. Маленькая Таня пока не понимает таких тонкостей 

Туда, где, может быть, ее уже ждут приемные мама и папа. 

– Мы зайдем к тебе вечером – принесем самолетного топлива, хорошо? Скажи, где сейчас самые маленькие жители этого дома? 

– В игровой. В игровой мы и правда обнаруживаем столпотворение. Посреди комнаты расстелен огромный ковер, с него на нас смотрят шахматные короли и пешки, разноцветные детали конструктора и бумажные карточки с машинками. Не успеваем мы изучить все содержимое комнаты, как кто-то хватает меня за руку. Шестилетняя Кристина, с которой мы познакомилась часом раньше, когда я заглядывала на ЛФК, улыбается и решительно отгораживает меня от других детей: – Таня будет играть со мной! Я пытаюсь поделить себя: – Крис, мы можем играть все вместе! Смотри, Сережа скучает в одиночестве – давай вы в «кто-кого-съест» сразитесь, а я буду вашим судьей? Кристина долго сопротивляется, но все же подползает к шахматной доске. Партия заканчивается быстро (кони и королевы едят друг друга безо всяких правил) – мы перебираемся на другую часть ковра и учимся складывать колечки пирамиды по цветам. Кристина схватывает мои задания на лету. Когда я сбегаю на стул, Кристина подползает ко мне (ходить она не может – у нее ДЦП) и приказным тоном просит: – Возьми меня на руки! Я покорно сажаю ее на колени. Кристина берет мои руки и крепко-прекрепко обнимает ими себя. – Поехали с тобой вдвоем в Москву? – ее задорный голос превращается в сдавленный шепот. Я теряюсь. Внутри начинает громко барабанить, предательски дрожат руки. – Эй, ну что ты там будешь делать? – я пытаюсь выкрутиться. Получается неубедительно. – Понимаешь, там все постоянно торчат на работе. Там скучно. Тут же у тебя есть Сережа, с которым вы вместе пойдете в школу в следующем году, подруга Кристина, с которой ты любишь барахтаться в сухом бассейне, мультик про Гарфилда, который вы скоро будете смотреть. А там ничего нет… – У тебя там есть большой диван?– Кристина ставит меня в тупик. – Я буду лежать на нем и ждать, пока ты вернешься с работы. Забери меня. Меня никто никогда не забирал. Мама от меня отказалась. А я хочу в Москву. Я хочу в Москву с тобой. 

Когда настанет время ложиться спать, мы снова зайдем к Тане – той, что строила самолет. Обещанное топливо не понадобится – его уже принесла нянечка: сегодня это яблочный сок. Таня и ее соседки по комнате будут наперебой рассказывать каждая о своем, а мы будем усиленно стараться разделить это многоголосье на несколько волн, чтобы все-все услышать и на все-все ответить. Мы так заболтаемся, что пожелать спокойной ночи Кристине, которая хочет в Москву со мной, мы уже не успеем. И это хорошо. Хорошо, потому что у нас нет никакого права привязывать к себе ребенка, как бы ни хотелось побыть с ним сейчас. Чуть больше тепла и внимания, чем прописано воспитателями, – и малыш уже выстраивает в своей голове будущее из воздуха. Видит, как он лежит на большом диване и ждет, когда новая мама вернется с работы. 

Из игровой комнаты мы попадаем в класс. Идет контрольная по геометрии, в кабинете – четыре человека. Этим детям, с одной стороны, повезло больше, чем любым другим: здешние учителя уделяют каждому максимум внимания. С другой стороны, на таких немноголюдных уроках записками не поперекидываешься и контрольную не спишешь. Чтобы не отвлекать ребят от важной работы, мы быстро прячемся за дверью и спешим на другой урок. На занятии по химии старшеклассники слушают новый материал. У каждого на столе – помимо ручек, тетрадей и учебников – личные вещи: телефоны, плееры, электронные игры. Конечно, пользоваться всем этим на уроках нельзя, но прятать богатства по сумкам никто не заставляет. Позже, когда химия закончится, ребята наперебой будут рассказывать нам, какую музыку слушают: мальчикам симпатичен русский рок, девочкам – и эмо, и «фабриканты». Мы и о мобильных телефонах поговорим. 

Девочки по секрету поделятся: они часто посылают смски неизвестным адресатам через службы знакомств, но там всегда «абоненты из зоны попадаются». Поведают, что большие суммы тратят и на смс-голосования – за любимых фабрикантов, например, но они «все равно проигрывают». Деньги на новый телефон и пополнение счета здешним детям дают не мамы и папы, как это происходит с тобой. Каждый месяц государство платит им пенсию. Чтобы воспользоваться ей, нужно получить специальное разрешение от администрации интерната, пойти в город вместе с воспитателем и под его присмотром купить то, чего хочется. Ежемесячный доход у ребят – 3800 рублей. Как думаешь, можно ли разгуляться на эти деньги? 

Вообще-то пользоваться нагревательными приборами в детском доме запрещено, но воспитатели разрешают ребятам держать в комнатах электрические чайники. После ужина (сегодня кормили треской с  картофельным пюре) мы устраиваемся поудобнее в палате старших девочек, чтобы поболтать за чаем с печеньем. Аня, президент местного студсовета, делает музыку потише: – Вообще-то мы всегда центр громко слушаем. Rammstein любим, HIM – да много чего! Все время разное включаем. И спим часто вот так – с музыкой. Воспитатели привыкли уже, не ругаются. Нас вообще редко ругают. Нам многое разрешают. Днем мы ходили с Аней гулять. Она рассказывала нам о себе: – Я родилась в Тамбове. Мама от меня отказалась сразу после рождения, едва мои короткие ножки увидела. Не знаю, как она жила, чем занималась. Кем мой отец был, тоже не знаю.

Он научил всех мальчиков в интернате танцевать брейк. Наши ребята теперь звезды. Ездят много, грамоты получают. Еще Сашка писал стихи. Даже книжку свою выпустил. И до меня был председателем студсовета. Ему нравилось руководить: он очень целеустремленный. Мне тоже нравится быть председателем, хоть это и не так просто: надо всякие мероприятия организовывать, дежурства контролировать, если кто ругается, разбираться, – в общем, не поленишься.