Карина, 21 год

У меня рано случилась первая любовь – в 14 лет. Это было самое настоящее, сильное чувство. Но все быстро и печально закончилось.
Я мало знала о компании, друзьях моего мальчика. Меня это не волновало – интересовал только он сам.
Однажды вечером мы с любимым возвращались домой. На него напали прямо около подъезда. Пырнули ножом. Я до сих пор не знаю, кто это сделал и почему.
Меня тогда парализовало на месте. Я застыла и онемела. Шок – он вырубает мощно и надолго.
Те ублюдки куда-то смылись.
Когда приехала «скорая», было уже слишком поздно. Моего мальчика не спасли. Он умер почти сразу же.
Когда теряешь близкого человека – особенно если это твоя первая любовь в самом расцвете, очень сложно справиться с горем самой. Тебе помогают. Мне – помогли. Рядом оказались люди, которые рассказали мне об «альтернативных» путях выживания. О героине. Так у меня началась новая жизнь.
Я подсела быстро. Изменилась в один миг. Стала пропадать по ночам. Забросила школу. Меня вообще замкнуло только на дозах и деньгах на них. Суммы я доставала самыми разными путями: просила взаймы, искала разовую работу. Но и это долго не продлилось.
Родители не понимали, что со мной происходит. Они у меня очень хорошие. Мой отец – дальнобойщик. Мама – воспитатель. У меня есть старшая сестра. Она замужем. Еще есть брат. Он сейчас сидит... Но это не важно. Я считаю так: у меня благополучная, полная семья. У нас очень теплые отношения. У меня любящие родители. Жаль, что им пришлось столько со мной натерпеться. Они толком до одного случая вообще не понимали, что происходит. А потом будто прозрели.
Случай этот – он с дозой связан, конечно. Даже дважды. Мне деньги понадобились – и я решилась на преступление. Меня ничто не пугало – ни последствия, ни тюрьма. Все просто: в тот момент я была под кайфом.  
Мои опытные «друзья» рассказали мне, что и как нужно делать. Я и выполнила все, как велели. Справилась быстро. Минутный взлом – и ты уже жмешь на газ. Машину я научилась водить еще в 13 лет. Часто тренировалась на полях. У меня все получалось. И мне это дико нравилось.
В ту ночь у меня не было какого-то плана или маршрута. Я просто ехала куда глаза глядели. Ясное дело, меня быстро нагнали гаишники.
Меня арестовали, допросили. Назначили суд.
Я покаялась в том, что сделала. Я отступилась. Но отплатила за это сполна.
Хорошо помню ночь перед отправлением в СИЗО – следственный изолятор. Кое-кто из моих знакомых уже попадал под арест. Они и объяснили мне тюремные «правила приличия». Три основных. Во-первых, не воровать. Во-вторых, не вести себя высокомерно. В-третьих, считаться с мнением большинства. Все это звучит, как законы обычного общества. О таких порядках знает даже ребенок.
Но только в тюрьме я поняла, какой у этих правил вес. Не красть – за это тебя изобьют. Взятый без спроса чей-то карандаш на зоне – уже «воровство». Считаться с мнением большинства – значит подчиняться сокамерникам. Новенькая должна безропотно слушать остальных. Правило про высокомерие работает тоже только для «зеленых». Тебя будут оскорблять, плевать в лицо – сиди молча. Пытайся не сойти с ума.
В следственном изоляторе со мной в камере находились еще несколько девушек. Атмосфера – жуткая. Сумасшедший дом. Постоянные скандалы. Одни ревели в углу. Не могли поверить, что загремели сюда. Другие – бывалые – прессовали новеньких. Сделай это, принеси то, выслушай жалобы. «Зеленые» от этого еще больше истерили.   
После приговора меня отправили по этапу – в колонию. Осудили сразу по двум статьям: 166-й – угон, 228-й – наркотики. Дали в общем 5 лет. Срок мог бы быть и 8, но мне повезло. Пожалели, как маленькую. Мне тогда было всего 15.
Колония для несовершеннолетних – это огромное душевное испытание. Чтобы выжить и остаться нормальным человеком, нужно иметь очень сильный характер. Да, там тебя окружают девочки, которым по 15-18 лет. Но они не такие, как на воле. Одних меняет сама колония. Другие уже попадают туда ненормальными.
Жизнь в колонии изо дня в день одинаковая. Все повторяется – от побоев до режима. Все строго.  
Подъем – в шесть утра. Затем – уборка, утренний туалет. Девочек много, а раковин – мало. Менее шустрые не успевают умываться. Ты прямо отвоевываешь место у крана. Пихаешь других локтями, чтобы прополоскать рот.
В первые дни я постоянно не успевала к воде. Ходила с грязными зубами. Было неприятно, но я не могла расталкивать девчонок. Мне это казалось дикостью. Потом привыкла.
После этого мы завтракали. Пресная гречка, засохший черный хлеб, чай с двумя кусками сахара. Первое время я не могла в себя это засунуть. Со временем привыкла. Я представляла себе, что ем не всякую муть, а вкусный домашний суп.
Домашнюю еду, кстати, мама мне присылала. Это были всякие банки с вареньем и солениями. Конечно, ко мне в руки мамина еда не попадала. Надзиратели ее отнимали. Они якобы искали там наркотики.
После завтрака у нас была школа. В первую неделю на уроках у меня постоянно слипались глаза. Это было истощение от бессонных ночей следствия. За сонный вид на меня орали. Заставляли стоять в углу весь урок. Иногда и били.
Надзиратели вообще никого не жалеют. Временами просто колотят по утрам – «для профилактики». Ни за что. Думают, что так улучшают дисциплину. А эффект-то обратный. Девочки становятся трусливее и злее. Звереют. Агрессия из-за побоев выливается в скандалы на ровном месте. И это нормально – это тюрьма.
После школьных занятий у нас был перерыв на обед. Опять черт-те что на металлической тарелке. Мясо давали редко. Мясо – это засохшая тушенка с кусочками желе или сомнительные котлеты.
После обеда шли на работу. Там мы шили тюремную форму, просто разные рабочие костюмы, постельное белье. Делали все молча. Пискнешь – и тебя изобьют.
После работы были ужин и два часа времени на уроки и отдых. Вот тогда начинались бесконечные разговоры за жизнь.  
Благодаря колонии я научилась важному – слушать других. Чем меньше ты говоришь о себе и чем больше вникаешь в чужие жалобы, боль и размышления, тем лучше к тебе относятся. Новенькая девушка вообще не может позволить себе такую вольность – выговариваться. Это награда для бывалых.  
Меня, если честно, утомлял весь этот жалостливый треп. Далеко не всегда хотелось выслушивать наркоманок, воровок, убийц. Приходилось засовывать свое «не хочу» куда подальше.
И не только такая борьба с собой была плюсом тюрьмы. Там я еще, например, начала много читать. Проглатывала книги одну за другой. В основном это была классика.
Плюс ко всему я стала писать стихи. В заключении многие увлекаются чем-то творческим. Строчат романы, рисуют, лепят. Это успокаивает. Помогает уйти в другой мир. В тот, о котором мечтаешь.
Другой мир – вообще в колонии отдельная тема. С этим многое связано.
Вот, например, разные истории про любовь. На воле считают, что, мол, в тюрьме каждая вторая – лесбиянка. Это правда, но наполовину. Так и есть – на зоне многие девушки заводят романы между собой. Но не потому, что они лесбиянки.
Сперва я тоже думала, что в этих парочках все действительно любят друг друга. Вспышки ревности, слезы, стихи, кулаки... Потом я поняла кое- что о тюремных связях. И о девушках в целом.
В женской колонии уважают ту, которая занимается сексом со всеми девочками. Ее называют «мамкой». В мужских или юношеских все наоборот. Парней с нестандартной ориентацией тупо бьют. А все потому, что мужчине многое не нужно. Он просто хочет удовлетворить свои животные потребности. А женщины мечтают о любви. В тюрьме они ищут ей замену. Ненастоящие отношения с другими заключенными хоть чем-то напоминают романтику. В колонии многие девушки даже шьют для своих подруг. Это такой самый простой любовный порыв. Ты думаешь о том, кто наденет твое платье-мешок, – и стараешься все сделать красиво и аккуратно. Это расслабляет. Отвлекает. Помогает не думать о всякой жести.
У меня романов не было – я спасалась по-другому. Я просто довольно быстро подружилась с одной девочкой. Она была немного старше. Ее звали Н.
Н. на момент знакомства уже отсидела год. Она отлично разбиралась в тюремных порядках. Она мне во многом помогла.  
Например, вот в чем. На зоне есть свой язык – арго. Эти слова понимают только заключенные. Они нужны, чтобы колония была как бы сама по себе. Как отдельное государство. Тут свое правительство, кланы. И речь своя. Упасть – значит влюбиться. Балдоха – это солнышко. Решка – решетка. Этот язык еще делится на всякие группы – наркоманскую, воровскую и так далее.
Когда я только села, не понимала на арго вообще. Н. мне сочувствовала. Она вспоминала себя на моем месте. И была рядом – шептала мне правильные ответы и расшифровки.  
Н. же отучила меня от чувств. Когда только села, я была еще слишком ранимой и слабой. Обижалась, парилась, мучилась. Н. доходчиво объяснила: все действия должны быть хитрыми и обдуманными. Надо уметь быть резкой, если тебя оскорбляют. Надо давить в себе нытика.  
Я ненавижу драки. На воле я не распускала руки. Инциденты случались, но несерьезные. В колонии пришлось научиться защищать себя. Разговоры там мало что решали. Конечно, были и адекватные люди. С такими можно решать все мирно. Но их – меньшинство.
Когда мне говорили гадости – обвиняли, например, в краже, я лезла в драку. Надо сказать, я прекрасно понимала корни всех претензий. Это просто, как дважды два. Девочкам нужна разрядка после побоев надзирателей. Они не могут отвечать людям в форме. «Отрываются» на своих.  
Иногда мы дрались даже из-за того, что кто-то подходил к решке. Решка вообще была лакомым куском старших. Когда ты на прогулке встаешь у края тюрьмы, буквально ощущаешь праздник. Смотришь и надеешься, что кто-то случайно пройдет мимо. Повернет голову и поглядит на тебя. Оттуда – с воли...
Еще один предлог для разборок в колонии – красота. В тюрьме милое лицо – страшно. Это повод для зависти. Слишком привлекательным девушкам «подруги» могут выбить зубы. Если у тебя шикарные волосы, их заставят отстричь. Предлог таков: ты заносишь вшей в свою «хату» – в общий дом. Срабатывает то самое правило номер два – «считаться с мнением окружающих». От крутой шевелюры лучше сразу избавляться самостоятельно, иначе... Одну девушку с потрясающей русой косой «причесали» во сне. При помощи зажигалки. Она была виновна перед остальными в том, что слишком хорошо выглядела.
В колонии для девушек я отсидела до 18 лет. После меня перевели в женскую тюрьму. Так положено делать по закону.
На «малолетке» нас постоянно запугивали «взросляком». Говорили, что там будет настоящий кошмар. Воспитатели это делали для того, чтобы мы хорошо себя вели. Молились на УДО. На самом деле УДО – это почти что миф. У нас мало кого освобождали за хорошее поведение. И для себя мы отлично понимали: женская колония намного спокойнее юношеской.
Во «взросляке» все гораздо проще. Тут заключенные оберегают друг друга. Меньше драк, зависти. Причина – элементарная. В девичьей колонии у большинства все-таки есть родители, бабушки-дедушки. Ты терпишь изо всех сил, потому что ждешь конца кошмара. Ты понимаешь, что выйдешь к кому-то и куда-то. А многим из женской тюрьмы некуда и не к кому возвращаться. Сама тюрьма – не пункт временного пребывания, а обычный дом. К нему только надо привыкнуть.
В женской колонии пытаются создавать семьи. Тут к новеньким относятся помягче. Некоторые – даже по-матерински. Есть главная, самая опытная заключенная. Она следит за порядком, всех мирит. Надзиратели тут менее строгие. Побои тоже случаются, но они уж по крайней мере оправданны. Просто так никого не колотят.
Но в общем и целом, конечно, и на взрослой зоне – сумасшедший дом. Со своими приколами. Некоторые тут, например, пытаются забеременеть, чтобы получить улучшенные условия. Арестанток с детьми переводят в отдельные камеры. Это про тех, конечно, кому повезет. Ведь еще играют роль связи.  
Я была готова ко взрослой тюрьме. Воспитала в себе силу воли на «малолетке». Понимала: когда тебя топчут, надо отвечать. И при этом – сохранять свое человеческое лицо. Не становиться дикой.
В свои последние месяцы на зоне я делала буквально все, чтобы отучиться от тюремного образа мыслей. Я замкнулась в себе. Очень много читала. Часто писала стихи.
А сейчас я уже год как на воле. Даже устроилась на работу секретарем. И никто не догадывается, что я отсидела нехилый срок.
Я никогда не забуду свое страшное прошлое. Те драки – с поводом и без. Не забуду парочки, которые прогуливались вдоль решки, играя в любовь, как в дочки-матери. Не забуду Н. Жаль, что ей пришлось приучить меня к кулакам и давлению. Но ведь и на свободе мне это может пригодиться. Мало ли что произойдет.
Я хочу сказать огромное спасибо моим родным. Они помогли мне прийти в себя. Если бы не их поддержка и понимание, я бы не избавилась от клейма тюрьмы. Оно очень долго мешало бы мне развиваться дальше. Я не смогла бы продолжать строить хорошую, правильную жизнь.
И еще я бы хотела попросить кое о чем. Бывшие арестанты, виновные или нет, хотят вернуться к нормальной жизни. Некоторым это удается. Но – не всем. На волю тебя выпускают с твоей старой одеждой и мелочью на проезд. Ты выходишь – и понимаешь, что тебе уже знаком тот легкий преступный путь зарабатывания на хлеб. Если тебя не примут, ты будешь вынужден им воспользоваться. Если тебя простят, ты сможешь исправиться. Выйдешь на ту сложную дорогу, где надо честно работать и  мыслить.
Так вот, примите этих людей.
Попытайтесь простить их.
Это поможет им ожить.

Факты

В России 62 воспитательные колонии для несовершеннолетних преступников (ВК). Из них 3 – для девочек: Новооскольская, Рязанская, Томская.

Каждый десятый заключенный ВК находится на попечении государства по причине смерти родителей или лишения их родительских прав.

Каждый пятый малолетний преступник имеет отклонения в психическом развитии, 7% страдают серьезным алкоголизмом.

В России пока не существует ювенальной юстиции, нет и специальных детских судей, которые могли бы вникнуть в психологию несовершеннолетних. Они рассматривают их дела, как дела взрослых.

Комментарий психолога

Многие подростки не боятся тюрьмы. Они уверены, что, по сути, зона и воля мало чем отличаются друг от друга. И только попадая за решетку, они осознают, насколько строгие правила и жестокие отношения преследуют каждый шаг. И при этом часто даже не замечают, как сильно меняются сами.
Лишь находясь по эту сторону колючей проволоки, можно думать, что срок всем идет на пользу. Это очень однобокое восприятие. Увы, но на самом деле даже добрые и ранимые люди в тюрьме начинают играть другие роли – и не потому, что надзиратели – звери, а заключенные отличаются низким интеллектом. Срабатывают замкнутое пространство, постоянный стресс и сильный страх за жизнь. Примерно так все сложилось у Карины.
Нашей героине повезло: ее поддержали на воле. Многим же слишком трудно адаптироваться к обычной жизни. Поэтому они идут на новые преступления. Замыкают круг.

август 2009