Стертая жизнь

1 ноября 2011
Добрые заботливые родители воспитывают своих дочерей маленькими принцессами, наверное, поэтому практически все девочки искренне верят в то, что ничего плохого с ними просто не может произойти, верят в сказочные истории со счастливым концом. Но реальность, как правило, вносит свои коррективы и разрушает иллюзии. Иногда самым жестоким образом...

Люся, 24 года

Мы познакомились на вечеринке у общих друзей. Это не была «любовь с первого взгляда», но совершенно точно мы приглянулись друг другу, и Дима начал за мной ухаживать. Мне было восемнадцать лет. В условиях ритма жизни Москвы под девизом «Было бы в сутках больше часов, чем двадцать четыре» меня поражало, что он находил время для встреч каждый день. В промежутках между ними он звонил, писал смс в стихах, электронные письма. Постоянно дарил цветы. Одним словом – не отпускал меня ни на минуту. Я чувствовала себя очень нужной, любимой и защищенной. Дима на четыре года старше меня, что меня тоже очень радовало. «Рассудительный, перспективный молодой человек», – думала я (Дима как раз только что окончил университет и начал работать дизайнером по наружной рекламе в одном из московских рекламных агентств). Мне было очень интересно проводить с ним время. Он сильно отличался от любого из моих сверстников. День за днем мое чувство к нему крепло. Спустя несколько месяцев мы были уверены, что созданы друг для друга. Через год мы поехали отдыхать на Мальдивы. Это был подарок Димы в честь успешно сданной сессии. Каждое утро на острове Дима приносил мне фрукты, целыми днями мы гуляли или загорали на пляже, вечером ходили в прибрежные ресторанчики, смеялись, целовались – наслаждались жизнью. Единственный момент, который настораживал меня, – запах марихуаны, который время от времени я улавливала в нашем номере. Тогда я подумала: «Ничего страшного, это же отдых. Дима – взрослый, умный человек. Он просто отдыхает». До сих пор корю себя, что не придала тогда этому никакого значения. Незаметно пронеслись три недели нашего «рая». Близился день отъезда. В тот вечер мы гуляли по пляжу, ворковали о ерунде, держались за руки, как вдруг Дима произнес: «Выходи за меня замуж!» Мой ответ был очевиден. Я была уверена, что этот человек – моя судьба. Вернувшись в Москву, мы начали подготовку к свадьбе. Она затянулась почти на год. Но в итоге, после полугодовой командировки его родителей, двухмесячной стажировки Димы в Европе и двух лет со дня нашего знакомства, мы поженились. Я продолжала думать, что живу в сказке. Красивый, умный, понимающий, заботливый, перспективный, воспитанный, незаурядный жених (на тот момент уже муж), стажировка от моего университета, где я много ездила в интересные командировки, встречалась с новыми людьми, отличная квартира, которую нам подарили его родители на свадьбу, куча планов на будущее. Через полгода Дима опять уехал на пару месяцев на стажировку. Когда он вернулся, началась совсем другая история, и разобраться в ней я не могу до сих пор... Поведение Димы стало странным. Ничего не изменилось в плане чувств ко мне, заботы и всех остальных атрибутов «моего Димы». Меня беспокоили его образ жизни и самочувствие. Он курил траву каждый день. Вместо чая за ужином и кофе за завтраком. Несколько раз я интересовалась, не перебор ли это? Но он отшучивался, что трава даже полезнее табака и что без нее на его работе нормальный человек дня не просидит. Как ни странно, к марихуане я относилась довольно лояльно. Вправду считая ее чуть ли не медицинским препаратом «от нервов». Единственное, что меня волновало – количество. Через некоторое время начался период бессонных ночей. Не спал Дима не потому, что не мог, а потому что просто не хотел. При этом каждое утро, подремав буквально час, он бодрячком уезжал на работу. Перестал общаться с родителями и друзьями. У него начались проблемы с памятью. Глаза были вечно красными от недосыпа. В тандеме с расширенными зрачками они представляли собой «незабываемое». Я никак не могла вылечить его насморк, не помогали ни витамины, ни домашние супы. Было впечатление, что температура его тела не опускалась ниже 38 градусов на протяжении нескольких месяцев. И насморк, насморк, насморк. Из дома довольно часто исчезали крупные суммы денег. На мои вопросы Дима отвечал, что деньги нужны для его дизайн-проектов. Я верила, но начала подозревать что-то неладное. В один прекрасный день Дима сам сказал мне, что употребляет кокаин. В вопросах наркотиков я всегда была категорична. Я ценила его признание, но начала сильно нервничать. Моя надежда на силу воли Димы гасла. Каждый день он обещал покончить со своей «болезнью», но ничего не менялось. До сих пор думаю, какой же я была дурой, когда встала на позицию: «Мой любимый человек иногда употребляет кокаин, потому что все творческие люди иногда делают это. В поисках новых ощущений». Обманчивым было слово «иногда». Поначалу Дима не делал этого дома, но через некоторое время я убирала белый порошок с поверхности стеклянного журнального столика в гостиной почти каждый день. В тот момент я реально напряглась. Мы начали ссориться. Но единственное, чего я добилась, это исчезновения кокаина из дома. Но он никуда не исчез из нашей жизни. Однажды к нам в гости заехала мама Димы, Елизавета Николаевна. В тот день я четко осознала, почему целый год он избегал контактов с семьей. Елизавета Николаевна – врач. Почти с порога она поняла, что у ее сына проблемы. В тот вечер у нас дома произошел длинный разговор. Дима не признавался в своей зависимости, Елизавета Николаевна давила, как танк. И на меня, и на него. Я не знала, как поступить. Помогу ли я любимому, выдав его и отправив на лечение, или предам его таким поступком. Прошла еще пара месяцев. Почти каждый день к нам приезжали родители Димы. Каждый день по телефону или лично происходили сильнейшие скандалы. Я уволилась с работы, потому что просто не могла думать ни о чем другом, кроме здоровья моего мужа, которое разваливалось на глазах. Однажды ночью я заметила на его руке следы от уколов. Тогда я поняла, что случилось самое страшное. Героин. Всю ночь я просидела на кухне, плача. В моей голове не укладывалось, как такой сильный и волевой человек, как Дима, мог пойти на это. Что в его жизни было не так? Или наоборот, факт идеальной жизни сподвиг его на «поиски приключений»? Когда он проснулся с утра и увидел меня, он заплакал. В этот же день я позвонила Диминому отцу Валентину Георгиевичу и сказала, что Диму надо спасать. Следующие несколько месяцев все мы провели между реабилитационными центрами для наркоманов и домом. Ничего не помогало. В то время я много читала про наркоманию, и поведение Димы было, в общем, предсказуемым. Он обещал, плакал, болел, просился домой, его привозили... и он кололся снова. Я не знала, что делать и как ему помочь. Но не переставала любить его ни на минуту, хотя и чувствовала, что теряю его по частичкам, каждый раз, когда он снова покупал дозу. Сложно подобрать слова, чтобы объяснить, как выглядит наркоман после укола героином. Сказать, что это «овощ» – ничего не сказать. Человека просто нет. Ему кажется, что он нашел высший источник удовольствия, так называемую «нирвану». В эти моменты мир, близкие, родные, любимые люди для него не существуют. Память о них возвращается только с приходом ломки. Дима очень похудел, у него начались проблемы с пищеварением, ну и, как у всех наркоманов, в его лексиконе постоянно присутствовали фразы «Вы не можете меня понять. Вам этого не постичь» (появлялись они, естественно, только «под героином»), в остальное время он просил прощения и просил героин. Самое сложное в этот момент для любящего человека – не поддаться на уговоры наркомана. Я видела, как он страдает, и пару раз в голове проносилась мысль: «Кто, если не я, ему поможет?» Слава богу, я уничтожила ее тогда. Не передать словами, чего мне это стоило. Вид любимого мужчины, лежащего на полу около моих ног, молящего о помощи, разрывал меня на части изнутри. В один из выходных дней к нам приехал его папа и в приказном порядке сказал Диме собирать вещи. Чтобы ехать на дачу. На «несколько дней». Меня с собой не взяли, аргументировав фразой: «Лиза (мама) тоже не едет. Это просто «мужской уик-енд», нам надо поговорить». Я осталась дома. Прошло четыре дня. Дима не звонил. Телефоны у обоих были выключены. Еще через два дня я поехала к Елизавете Николаевне. Ее не оказалось дома, трубку она не поднимала. Следующие две недели я провела в бегах между Диминым офисом (в котором он не появлялся), его друзьями (которые не имели понятия, где он, или просто не говорили мне) и домом его семьи (который был пуст). Мне казалось, что мир рухнул. Я писала письма на почту, не выпускала из рук телефон, не спала, почти не ела. В голове крутились самые страшные мысли. Еще через пару недель мне позвонила Елизавета Николаевна. Голос ее звучал очень сухо, она лишь сказала: «Не волнуйся. Все живы. Позвонят». И положила трубку. Я пыталась перезвонить, но без толку. Я догадывалась, что «исчезновение» каким-то образом связано с новым витком лечения, только и представить себе не могла размеры бедствия. В предобморочном состоянии я провела два месяца. Время от времени ко мне приезжали друзья Димы, пытались как-то поддержать. Но все было бесполезно. Информацией, которая была мне нужна, они не владели. От Димы все так же не было никаких вестей. Вплоть до одного дня. Тем утром в домофоне раздался звонок. На пороге стоял Валентин Георгиевич. Открыв дверь, я просто стояла в оцепенении, молча. Наверное, ждала, пока он начнет говорить. И он начал. Он сказал, что Димы нет в стране и не будет еще некоторое время. Его отправили на лечение в Австралию. Я расплакалась, в голове все смешалось в кучу. «Почему Австралия?», «Что, Австралия – главный центр лечения наркотической зависимости?», «Почему без меня?», «Как с ним связаться?»... Вихрь моих мыслей перебил голос Валентина Георгиевича: «Я думаю, самый оптимальный вариант для тебя – съехать из квартиры, подготовить документы на развод и забыть моего сына». Я плакала, умоляла дать телефон, адрес, что угодно, чтобы связаться с Димой. Я была готова лететь в Австралию или на Северный полюс, да куда угодно, лишь бы увидеть его. Валентин Георгиевич был непреклонен. Уходя, он не оставил мне никаких контактов и координат. Сообщил только, что у меня есть 2 недели на выезд из квартиры и какое-то время для сбора документов на развод, пока он будет решать вопросы с адвокатом. Я не верила своим ушам. Меня переполняла злоба и обида на родителей Димы. Их поступок казался мне ужасно несправедливым. В разговоре Валентин Георгиевич упомянул, что решение о разводе принял Дима, но я не верила. Я не верила в то, что он разлюбил меня, не верила в предательство и еще больше я не верила в то, что героинозависимый человек вообще может принимать какие-либо здравые решения. С маниакальным упорством я пыталась найти адрес клиники, звонила в Австралию, искала его имя в списке пациентов. Но эту информацию мне никто не давал. Друзья Димы также ничего о нем не знали, а Елизавета Николаевна, в которой я надеялась найти женскую поддержку и, может быть, за счет этого узнать что-то о Диме, уехала на длительную конференцию в Германию. Из квартиры я съехала. После чего начался невыносимый период ожидания. Я надеялась, что Дима сам найдет меня, если он все еще меня любит. В любом случае мир в моей голове медленно рушился на части. Время от времени я звонила Валентину Георгиевичу, но он оставался все так же непреклонен. Заключительной частью того ада стала последняя встреча с Валентином Георгиевичем. Он позвонил однажды вечером и сухо назвал место и время. Мне казалось, что по дороге в кафе я перебрала в голове все возможные варианты развития событий. Но того, что мне предстояло услышать, я не ожидала. Валентин Георгиевич пытался казаться понимающим и сострадающим. Видимо, он и правда думал, что своим предложением он поможет девочке, которая сидела перед ним за столом с зеленым цветом лица, почти трясущимися руками и заплаканными глазами. История была такова. Все это время Дима находился в России. В какой-то деревне, где ему провели курс НЛП (нейролингвистическое программирование). В результате которого память о героине была стерта из его мозга. Услышав эту новость, я улыбнулась, впервые за долгое время. «Если все эти эмоции и воспоминания стерты, значит – он здоровый человек», – крутилось в моей голове. Я поспешила задать этот вопрос Валентину Георгиевичу. Действительно, Дима был здоров. С одной лишь оговоркой. Вместе с зависимостью от героина и памятью о нем из его сознания стерли и память обо мне. Смысл такого шага был в том, что и героин, и я вызывали в Диме позитивные эмоции. Врачи и Валентин Георгиевич решили убить двух зайцев сразу. Валентин Георгиевич считал, что, помня обо мне и любя меня, Дима рано или поздно найдет в закоулках своего сознания и героин. Он извинился за столь жесткий поступок, добавив: «Я много раз навещал Диму и видел, как мой сын страдал, обливался соплями, блевал, срал в штаны, молил дать ему уколоться последний раз. Я никому не пожелаю подобного». В итоге он предложил мне так же стереть Диму из моего сознания путем НЛП (поскольку я не была наркоманкой, это прошло бы быстро и безболезненно). Валентин Георгиевич был уверен, что такой поступок поможет мне начать новую жизнь, найти другого человека, как будто Димы и не было никогда. Ни Димы, ни нашей любви, ни этих счастливых лет, ничего. Мне было предложено подумать над этим предложением и сообщить о своем решении. С одной стороны, поступок Диминых родителей был мне понятен. Они хотели спасти единственного сына от страшной зависимости. Но, как любящая женщина, я не могла их простить. Это «лечение» разрушило мой брак. В тот момент казалось, что и мою жизнь. Тогда, в кафе, мне было уже все равно, что я разговариваю с отцом своего мужа. Я кричала, оскорбляла, плакала, странно, что не била посуду. Даже не знаю, на что я тогда рассчитывала. Возможно, это было просто состояние аффекта. Валентин Георгиевич провел со мной еще около часа. Ни слезы, ни крики, ни уговоры на него не подействовали. Последнее, что он сказал: «Успокойся и прими верное решение». В том кафе я просидела до ночи, уставившись в одну точку. Я была уверена: мне некуда идти, нечего ждать, не о чем мечтать, не на что надеяться. Это был тупик... На курс лечения я не согласилась. Наверное, испугалась вмешательства в мое сознание на таком уровне. А может, просто не хотела ни о чем забывать. Долгое время я надеялась случайно встретить Диму. Думала, что он вспомнит меня и полюбит вновь. Прошло уже почти три года. Я так ни разу его и не видела. Многие месяцы я провела, анализируя произошедшее. Могла ли я спасти любимого, обойдя категоричный метод лечения, найденный его отцом? Наверное, нет. Единственное, в чем я до сих пор не сомневаюсь, это в судьбе. Если бы мне дали возможность увидеть Диму и начать все с чистого листа, уверена – все бы получилось. Но возможно, это всего лишь еще одна сказка, в которую я мечтаю попасть. Эта история во многом изменила меня, мое восприятие жизни. Главным образом я сильно повзрослела. Но я не перестала верить в истории со счастливым концом. Уверена, одна из них ждет меня впереди.