Ты писала нам в дневнике, что только ты и Гоша Иващенко остались на проекте самими собой. Но многие педагоги говорят, что ты поменялась...
Пришлось меняться, поскольку я могла запороть всю свою карьеру. Но это только внешне. Стала контролировать эмоции. Все мои истерики от того, что мне было очень тяжело находиться в Доме с некоторыми людьми, которые очень далеки от моего круга общения. И я ничего не могла им сказать, ничего сделать, объяснить, куда им пойти... Только благодаря доктору Курпатову я перестала плакать.
И что тебе мешало?
Во-первых, я не слушаю Уитни Хьюстон. Во-вторых, я не ем по графику. В-третьих, у меня абсолютно другие мысли и идеи. В-пятых, я не веселый человек и далеко не глупый. В-шестых, я не умею заниматься идиотизмом и быть дурой. К тому же люди, что были на «Фабрике» воплотили свою мечту. И начали рвать и метать, убирать других на своем пути. А я не хотела объявлять никому войну. Я просто хотела быть в полном, глобальном одиночестве. А приходилось общаться.
В одиночку трудно же решать какие-то проблемы или находить силы, чтобы их решить...
Когда у меня не получалась песня, я просто брала боксерские перчатки и била грушу. Я сама виновата в том, что не могу спеть. Мне некого винить. Я ищу проблемы только в себе. Вообще, не люблю, когда ко мне обращаются, когда со мной заговаривают. Я завожусь. Мне нравится одиночество, потому что я нахожусь наедине со своими мыслями, сама даю себе оценки. И тут я очень придирчива, очень самокритична.
Но профессия поп-звезды – это же публичная штука! Приходится общаться.
Это моя работа. Я помню, как маленькой ходила на концерты и звезды иногда не реагировали, когда я хотела взять у них автограф. Даже оскорбляли. Поэтому я никогда себе такого не позволю, потому что помню, как это было. Зритель – наше самое главное жюри. И вести себя с ними по хамски – непозволительно. Я не хочу быть звездой, я хочу быть артисткой.
Ты с мамой обсуждала перемены, что происходили с тобой на «Фабрике»?
У меня было идиотское ощущение, когда я приехала домой. На пять часов. Сидела говорила с мамой, а потом как по голове ударили. Вроде все обычно: семья, дом, а с виду, как чужое. Мама меня спрашивает, а я с ней говорю, как с вами. Будто на интервью. Было жутко и страшно. Да, я чувствую, что поменялась. Но не хочу, чтобы мама это заметила. Хочу остаться для нее такой, какая и была. Потому что она меня такой любит, а не другой.
А что друзья сказали?
У меня никогда не было друзей. Только знакомые и приятели. Я столько раз обжигалась на «дружбе». Была подруга, с которой мы дружили 11 лет. Потом она разбогатела и посчитала, что 11 лет дружбы можно свести на нет. «Друг» – для меня очень значимое слово. Не понимаю, как кто-то говорит «друг» каждому пятому. Сейчас другом я могу назвать только маму.
У тебя такие высокие требования к друзьям, а какие же будут к любимому?
Думаю, что в моей жизни нет места для мужчины. Я как-то своеобразно люблю. Если люблю, могу наизнанку вывернуться, лишь бы этому человеку было хорошо. Многие думают, что я перебарщиваю... Меня саму очень мало любили. Да еще мой характер. Мой характер и любовь – вещи несовместимые. Думаю, что тот человек, который будет рядом со мной, будет столь же сумасшедшим, как и я.
февраль 2008
Пришлось меняться, поскольку я могла запороть всю свою карьеру. Но это только внешне. Стала контролировать эмоции. Все мои истерики от того, что мне было очень тяжело находиться в Доме с некоторыми людьми, которые очень далеки от моего круга общения. И я ничего не могла им сказать, ничего сделать, объяснить, куда им пойти... Только благодаря доктору Курпатову я перестала плакать.
И что тебе мешало?
Во-первых, я не слушаю Уитни Хьюстон. Во-вторых, я не ем по графику. В-третьих, у меня абсолютно другие мысли и идеи. В-пятых, я не веселый человек и далеко не глупый. В-шестых, я не умею заниматься идиотизмом и быть дурой. К тому же люди, что были на «Фабрике» воплотили свою мечту. И начали рвать и метать, убирать других на своем пути. А я не хотела объявлять никому войну. Я просто хотела быть в полном, глобальном одиночестве. А приходилось общаться.
В одиночку трудно же решать какие-то проблемы или находить силы, чтобы их решить...
Когда у меня не получалась песня, я просто брала боксерские перчатки и била грушу. Я сама виновата в том, что не могу спеть. Мне некого винить. Я ищу проблемы только в себе. Вообще, не люблю, когда ко мне обращаются, когда со мной заговаривают. Я завожусь. Мне нравится одиночество, потому что я нахожусь наедине со своими мыслями, сама даю себе оценки. И тут я очень придирчива, очень самокритична.
Но профессия поп-звезды – это же публичная штука! Приходится общаться.
Это моя работа. Я помню, как маленькой ходила на концерты и звезды иногда не реагировали, когда я хотела взять у них автограф. Даже оскорбляли. Поэтому я никогда себе такого не позволю, потому что помню, как это было. Зритель – наше самое главное жюри. И вести себя с ними по хамски – непозволительно. Я не хочу быть звездой, я хочу быть артисткой.
Ты с мамой обсуждала перемены, что происходили с тобой на «Фабрике»?
У меня было идиотское ощущение, когда я приехала домой. На пять часов. Сидела говорила с мамой, а потом как по голове ударили. Вроде все обычно: семья, дом, а с виду, как чужое. Мама меня спрашивает, а я с ней говорю, как с вами. Будто на интервью. Было жутко и страшно. Да, я чувствую, что поменялась. Но не хочу, чтобы мама это заметила. Хочу остаться для нее такой, какая и была. Потому что она меня такой любит, а не другой.
А что друзья сказали?
У меня никогда не было друзей. Только знакомые и приятели. Я столько раз обжигалась на «дружбе». Была подруга, с которой мы дружили 11 лет. Потом она разбогатела и посчитала, что 11 лет дружбы можно свести на нет. «Друг» – для меня очень значимое слово. Не понимаю, как кто-то говорит «друг» каждому пятому. Сейчас другом я могу назвать только маму.
У тебя такие высокие требования к друзьям, а какие же будут к любимому?
Думаю, что в моей жизни нет места для мужчины. Я как-то своеобразно люблю. Если люблю, могу наизнанку вывернуться, лишь бы этому человеку было хорошо. Многие думают, что я перебарщиваю... Меня саму очень мало любили. Да еще мой характер. Мой характер и любовь – вещи несовместимые. Думаю, что тот человек, который будет рядом со мной, будет столь же сумасшедшим, как и я.
февраль 2008