Расскажи, как ты оказался в кино? До премьеры фильма «Обитаемый остров» абсолютное большинство даже и не знало об актере по имени Василий Степанов…
Мое появление в кино – это, скорее, случай. В детстве я занимался абсолютно другими вещами и даже не думал, что могу поступить в какой-нибудь актерский вуз или всерьез заниматься этой профессией. Дело в том, что однажды я пошел на кастинг рекламных роликов. И меня выбрали. Не из какого-то актерского интереса, а исключительно по материальным соображениям. Сейчас эти ролики вряд ли кто вспомнит: это была такая серия социальной рекламы, которая агитировала на воинскую службу по контракту. Мы в ней ломали стереотип такого советского солдата. И после съемок в ролике знакомые сказали мне, что я смотрюсь очень здорово и мне стоит попробовать поступить куда-то. Так я оказался на актерских курсах во ВГИКе. А потом и в Щукинское училище поступил.
Интересно, чем же ты занимался до этого?
Я окончил девять классов, потом ушел в техникум физической культуры и спорта. Занимался одновременно и спортом и педагогикой, а по вечера ходил на тренировки по рукопашному бою. А потом, как и у многих молодых людей, у меня возникла проблема с армией, и надо было куда-то поступить. Вот я и поступил в юридический вуз. И, честно сказать, мучился там полгода. Было жутко скучно. Поэтому я через некоторое время решил забросить это дело и попробовать что-то новое.
Родители, наверное, были расстроены, что ты бросил профессию юриста ради непонятно чего?
Ну, папа мне что-то говорил по этому поводу. Но что я мог объяснить? Не нравилось мне в юридическом и все. Можно было, конечно, сидеть там и одуревать от всего этого. Но… Главное же, чтобы твоя профессия нравилась тебе самому и приносила удовольствие, а не какие-то сверхдоходы. Просто у моего папы свои взгляды на жизнь. Его же мама одна воспитывала, а в семье было пятеро детей. И ему приходилось как-то зарабатывать на жизнь. А у меня свои взгляды, и это – моя жизнь. Конечно, родители могут влиять на воспитание своих детей, но до определенного момента. А дальше ты отвечаешь за все сам, идешь своим путем. Может, мне с этой стороны повезло, что у меня родители очень простые. Они меня никогда не ограничивали в моем выборе, но и отвечать за него мне тоже приходилось самому.
А ты не думаешь, что заработанные деньги могли бы как-то компенсировать выбор нелюбимой профессии…
Нет. Если ты не получаешь удовольствия, то со временем тебя начинает ломать. Начинается плач друзьям, вздохи «жизнь не удалась» и так далее. Наверное, выбор все-таки стоит делать так, чтобы тебе самому нельзя было себя в чем-то упрекнуть. И деньги тут не главное. Для меня это просто независимость, возможность себе что-то купить. Актерство же такая изменчивая профессия. Да, сегодня я снялся в главной роли, а завтра, может, вообще не буду сниматься. Так что главное, почему я выбрал эту профессию, – это возможность познания себя. При всем богатстве человеческих знаний в области анатомии, биологии мы так мало знаем о человеке, о самом себе. И актерство для меня – это способ познать себя, узнать, как я устроен, понять, что я есть… В плане преодоления себя это, наверное, можно сравнить со спортом. И именно это интересовало меня в первую очередь.
Ну а на кастинг «Обитаемого острова» ты как попал?
Тоже случайно. Шел по институту и познакомился с человеком, который занимался кастингом на проекте. Он мне и сказал, что готовится такой-то фильм, будет такой-то режиссер. Я сильно удивился. Подумал: странно, у нас в стране столько хороших актеров, а тут ко мне подходят. И, конечно, я не верил, что получится куда-то у меня пройти. У меня же ни образования, ни опыта, я вообще ничего в самом процессе не понимал! А тут – главная роль, очень объемная. Не 20 съемочных дней, а все 220. Год жизни практически. Поэтому я был ошарашен.
Не спрашивал у Федора Бондарчука, почему он остановил свой выбор на тебе?
Не спрашивал. Не подходить же к нему: «Сергеич, а почему я?» Странно как-то. Поэтому я не стал в это углубляться, а просто радовался тому, что меня взяли.
Наверное, ты как-то по-особому готовился к этому кастингу?
Готовился, но ни на что не рассчитывал. Просто я подумал, что даже если меня не отберут, то, может Федору Сергеевичу запомнится мое лицо, пробы запишут на камеру. Думал, может, потом эти пробы где-нибудь всплывут, и меня пригласят на какую-нибудь другую роль. Если не пройду, так хоть засвечусь. И когда мы уже встретились с Бондарчуком на площадке, он все расставил по полкам, буквально разжевал и очень позитивно настроил. В нем есть что-то такое – энергетика, за которой очень комфортно идти. Понятно, что я, может быть, не все задачи, которые он поставил, выполнил, но было страшно интересно. Азарт, с которым Федор рассказывал о мирах планеты Саракш, о моем персонаже Максиме Каммерере, – он очень заражает. Этим как-то безумно подпитываешься.
Ты как-то представлял себе съемки в «Обитаемом острове» до того, как они начались?
Сложно было представить что-то конкретное. Когда за полгода до съемок к нам приехали постановщики трюков из Канады, которые ставили трюки в фильме «300 спартанцев», стало понятно, что все будет на высоком профессиональном уровне. И все. Ну, декорации мы видели, эскизы какие-то… Наверное, я думал, что в профессии актера, в съемочном процессе как-то побольше романтики, а оказалось, что это такая же профессия, как и все остальные. Просто чуть другая, чуть более сложная. А режиссер должен огромное количество людей заставить работать, как единый механизм. Нужны большой талант и невероятное количество энергии, чтобы все это получилось. Слава Богу, что у Федора Сергеевича все это есть.
Свои первые ощущения помнишь?
Очень здорово! Даже погода соответствовала настроению. И если ночью одному оказаться в развалинах того завода, где мы снимали, можно было еще как испугаться. На меня город мутантов какое-то необъяснимое впечатление произвел… Часть его была сделана из специального материала: декораторы добились полного ощущения реальности. Видишь стену, думаешь, что это все настоящее, а потом подходишь, трогаешь и понимаешь, что искусственное. Я никогда же такого не видел раньше.
Ну, и в войнушку было круто играть...
Да не было у нас такой масштабной игры в войнушку. И от костюма в какой-то момент устаешь. Запариваешься. Азарт, конечно, был. Автоматы как настоящие. Дико интересно было делать трюки, пробежки какие-то. Но в большей степени – это тяжелая работа на 100%, там не до войнушек. Хотя впечатления у меня точно останутся на всю жизнь.
А какой момент съемок тебе понравился больше всего?
Мне очень понравились съемки на море. Мы снимали эпизод, когда после падения цеппелина (дирижабля. – Прим. ред.) мы с Гаем (Петей Федоровым. – Прим. ред.) выплываем из моря, падаем на берегу, а потом встаем и идем дальше. Как раз, когда мы снимали эту сцену, стал надвигаться шторм, и ветер погнал к берегу холодную воду. И, наверное, от этих физических ощущений, от холода мое тело мобилизовалось, и я сыграл как-то по-другому, не так, как хотел сыграть сначала. Федор Сергеевич потом сказал, что это был один из лучших «моих» эпизодов в фильме.
Знаю, что ты боишься воды и высоты. Это как-то повлияло на съемочный процесс?
Ну, как «боюсь воды»… Там была сцена, где я должен был погружаться в костюме на глубину семь метров. И у меня не пошло. Прямо страх обуял. Мы так толком ничего и не сняли из-за этого. И когда ехали оттуда, я был прямо ошарашен. А с высотой наоборот было интересно. Помню, в детстве у меня был одноклассник, который жил на 15-м этаже. И когда мы у него собирались, я даже к окну старался не подходить. Было ощущение, что я реально туда улечу, такая тяга была к земле. Так что страх высоты мне было интересно перебороть. Слава Богу, в кино какой-то громаднейшей высоты не было. Так, метров 9-10.
Были моменты, когда тебе тяжело давались нужные эмоции?
Были, конечно! И нелепые сцены были. Особенно когда взрывалась вся эта пиротехника, огнеметы палили. Во время съемок происходит взрыв, и я понимаю, что у меня мантия горит. Как тут «правильные акценты» расставить? Не до акцентов (смеется)!
Федор Сергеевич голоса не повышал?
Ну, он меня «разыгрывал». Помогал. Был момент, когда мы снимали сцену с Фанком (Андрей Мерзликин. – Прим. ред.): это самое начало истории, мы едем в машине, он за рулем. И у меня не получалось. И в какой-то момент Федор Сергеевич начал на меня орать. И раз – у всех получилось. Бондарчук потом подошел и спрашивает: «Ну, что? Мне теперь всегда на тебя орать?» Я говорю: «Орите, раз получается, что это на пользу». Так что потом он это использовал как прием. Хотя в целом, еще раз скажу, он больше своей энергетикой накачивал. Подпитывал и вдохновлял позитивом каким-то. Думаю, что он ко мне немного снисходительно относился, щадил. Он же понимал, что, если начнет меня тюкать, я зажмусь по полной программе, и хрен бы знает, что у меня получилось. А так – он дал мне какую-то свободу. Бондарчук в этом плане очень тонкий человек.
У тебя, кстати, комплекса новичка не было? Люди, на которых такая удача сваливается, часто сомневаются в себе…
Я старался об этом не думать, хотя ответственность была колоссальная. Перед Федором Сергеевичем прежде всего. Я боялся, вдруг что-то пойдет не так. Или не так, как он рассчитывал. Подвести его опасался. Но со временем это ушло. Бондарчук не позволял в себе сомневаться.
Опытные актеры, с которыми ты снимался, помогали советами, примерами?
Не было такого, чтобы прямо говорили: здесь делай так, а здесь так. Сергей Леонидович Гармаш поначалу часто надо мной подшучивал. Меня это в какие-то моменты даже выбивало, но я понимал, что это не со зла. Зато, когда я хорошо играл, он подходил и говорил: здорово! С Алексеем Серебряковым мы много говорили вообще по поводу профессии актера. Андрей Мерзликин, Гоша Куценко… Да все помогали, потому что понимали: парень неопытный, попал в такую картину. Не думаю, что кому-то пришло в голову мне завидовать: мол, парень в 20 лет снимается в таком фильме, а я-то в 20 лет еще только учился! Так что каждый меня чему-то научил, несомненно, просто я еще не все осознал. Для этого, наверное, какое-то время должно пройти.
Слышал, что тебе романтические сцены с Юлей Снигирь тяжело дались…
Юлька очень красивая и классная девушка. У нас было несколько лирических сцен, и одна из них особенно важная – на крыше дома Рады (Юля Снигирь. – Прим. ред.), где надо было… В общем, надо было показать, что Максим настолько влюблен в Раду, что тянется к ней буквально каждой клеточкой, а она – к нему. Я до сих пор не знаю, насколько это у меня получилось, но Федор Сергеевич был доволен. Думаю, что он был искренен, потому что это действительно важная и долгая сцена. Но выйти на это ощущение мне было очень тяжело. В романтических эпизодах должна быть какая-то магия, химия… Сыграть это – самое сложное. Даже опытным актерам.
Свои первые впечатления от знакомства с Юлей помнишь?
На самом деле мы были с Юлей знакомы еще до «Обитаемого острова». Познакомились на прослушивании в Щукинском училище. По-моему, во время второго тура прослушиваний мы с ней разговорились. Так, ни о чем. Но очень тепло и позитивно. После прослушивания тоже словами перекинулись – и поняли, что будем вместе учиться. А потом встретились на пробах «Обитаемого острова». Очень удивились (улыбается). Так что с ней мне на пробах было комфортнее всего, хотя девушек было много.
Соблазна поухаживать за Юлей на съемках не было?
Нет. Вы знаете, наверное, это неправильно – совмещать работу и отношения. Тем более что они у нас с Юлькой сразу развивались в другом ключе. Они были такие, скорее, приятельские, дружеские. И слава Богу.
Ты, кстати, как-то говорил, что у тебя сейчас нет девушки. Большинство зрителей после выхода картины будут недоумевать, как у такого красавца – и нет девушки…
Что, подумают, вдруг он гей? (Смеется.) Я объясню. Дело в том, что я сейчас учусь. И моя профессия, обучение подразумевают жертвование всем свободным временем. И несвободным тоже. Какая девушка согласится на короткие встречи раз в неделю, притом что мои мысли заняты работой? И потом, я все-таки считаю: чтобы думать о чем-то серьезном, сначала нужно обрести какую-то платформу под ногами.
Ты не хочешь размениваться на флирт?
Не хочу. Конечно, и сам я иногда флиртую, и со мной флиртуют. И иногда это нужно, чтобы как-то поднять настроение и так далее. Но я не люблю всей этой беготни. Просто если человек меня устраивает, то он меня устраивает. И я даже не буду рассматривать на его месте кого-то другого. Понятно, что, как всякий мужчина, я даже в случае серьезных отношений буду глазеть по сторонам. Но любовь для меня – это все-таки больше, чем просто секс. Это взаимопонимание. Мне кажется, что именно через взаимопонимание и рождается настоящая любовь, а не то, что называют страстью. Пройти надо вместе через что-то. Ведь так часто бывает, что люди встречаются, два-три месяца у них все замечательно, а потом – бац! – и они оказываются совершенно разными людьми. Поэтому я пытаюсь себя от этого уберечь. И какие-то вещи стараюсь видеть наперед. Может, поэтому я не романтик и «приземленно» смотрю на все это: идеальный союз мне кажется прежде всего общением двух интересных друг другу людей.
А что было с твоими последними отношениями?
Ну, это же прошлое. А чего его ворошить?
Ок. Давай о настоящем. Ты готов к той безумной популярности, которая на тебя сейчас обрушится?
Сложно сказать. Я стараюсь держать себя в рамках и оставаться адекватным человеком. Хотя мне говорили, что популярность сильно бьет по мозгам. Но, слава Богу, есть старшие товарищи и педагоги, которые в любой момент могут дать подзатыльник и сказать, как все есть на самом деле. Потому что если «зазвездить», то о работе в кино, в театре можно не говорить. Это отразится и на работе, и на общении. Людям будет с тобой или неприятно, или некомфортно. А мне бы не хотелось доставлять людям неприятности. Это замечательно, что выйдет фильм, в котором я сыграл главную роль, но это не дает мне права ставить себя выше других. Мне кажется, я найду в себе силы не повестись на все эти соблазны.
Нет опасений, что твоя первая роль – Максим Каммерер в фильме с колоссальным бюджетом, в фильме самого Федора Бондарчука, главная во всех отношениях, – станет для тебя столь высокой планкой, что в будущем этого будет сложно достичь? Не говоря о том, чтобы преодолеть?
Есть. А что тут сделаешь? Планка высокая, но как выйдет в конечном итоге, покажет только время. Да, это такой мощный пинок под зад, а дальше – все зависит от меня. Как я себя поведу, как я себя поставлю. Сложно сказать, особенно в наше время, когда все постоянно меняется, и в кино в том числе. Так что не знаю. Но буду стараться держаться.
Мое появление в кино – это, скорее, случай. В детстве я занимался абсолютно другими вещами и даже не думал, что могу поступить в какой-нибудь актерский вуз или всерьез заниматься этой профессией. Дело в том, что однажды я пошел на кастинг рекламных роликов. И меня выбрали. Не из какого-то актерского интереса, а исключительно по материальным соображениям. Сейчас эти ролики вряд ли кто вспомнит: это была такая серия социальной рекламы, которая агитировала на воинскую службу по контракту. Мы в ней ломали стереотип такого советского солдата. И после съемок в ролике знакомые сказали мне, что я смотрюсь очень здорово и мне стоит попробовать поступить куда-то. Так я оказался на актерских курсах во ВГИКе. А потом и в Щукинское училище поступил.
Интересно, чем же ты занимался до этого?
Я окончил девять классов, потом ушел в техникум физической культуры и спорта. Занимался одновременно и спортом и педагогикой, а по вечера ходил на тренировки по рукопашному бою. А потом, как и у многих молодых людей, у меня возникла проблема с армией, и надо было куда-то поступить. Вот я и поступил в юридический вуз. И, честно сказать, мучился там полгода. Было жутко скучно. Поэтому я через некоторое время решил забросить это дело и попробовать что-то новое.
Родители, наверное, были расстроены, что ты бросил профессию юриста ради непонятно чего?
Ну, папа мне что-то говорил по этому поводу. Но что я мог объяснить? Не нравилось мне в юридическом и все. Можно было, конечно, сидеть там и одуревать от всего этого. Но… Главное же, чтобы твоя профессия нравилась тебе самому и приносила удовольствие, а не какие-то сверхдоходы. Просто у моего папы свои взгляды на жизнь. Его же мама одна воспитывала, а в семье было пятеро детей. И ему приходилось как-то зарабатывать на жизнь. А у меня свои взгляды, и это – моя жизнь. Конечно, родители могут влиять на воспитание своих детей, но до определенного момента. А дальше ты отвечаешь за все сам, идешь своим путем. Может, мне с этой стороны повезло, что у меня родители очень простые. Они меня никогда не ограничивали в моем выборе, но и отвечать за него мне тоже приходилось самому.
А ты не думаешь, что заработанные деньги могли бы как-то компенсировать выбор нелюбимой профессии…
Нет. Если ты не получаешь удовольствия, то со временем тебя начинает ломать. Начинается плач друзьям, вздохи «жизнь не удалась» и так далее. Наверное, выбор все-таки стоит делать так, чтобы тебе самому нельзя было себя в чем-то упрекнуть. И деньги тут не главное. Для меня это просто независимость, возможность себе что-то купить. Актерство же такая изменчивая профессия. Да, сегодня я снялся в главной роли, а завтра, может, вообще не буду сниматься. Так что главное, почему я выбрал эту профессию, – это возможность познания себя. При всем богатстве человеческих знаний в области анатомии, биологии мы так мало знаем о человеке, о самом себе. И актерство для меня – это способ познать себя, узнать, как я устроен, понять, что я есть… В плане преодоления себя это, наверное, можно сравнить со спортом. И именно это интересовало меня в первую очередь.
Ну а на кастинг «Обитаемого острова» ты как попал?
Тоже случайно. Шел по институту и познакомился с человеком, который занимался кастингом на проекте. Он мне и сказал, что готовится такой-то фильм, будет такой-то режиссер. Я сильно удивился. Подумал: странно, у нас в стране столько хороших актеров, а тут ко мне подходят. И, конечно, я не верил, что получится куда-то у меня пройти. У меня же ни образования, ни опыта, я вообще ничего в самом процессе не понимал! А тут – главная роль, очень объемная. Не 20 съемочных дней, а все 220. Год жизни практически. Поэтому я был ошарашен.
Не спрашивал у Федора Бондарчука, почему он остановил свой выбор на тебе?
Не спрашивал. Не подходить же к нему: «Сергеич, а почему я?» Странно как-то. Поэтому я не стал в это углубляться, а просто радовался тому, что меня взяли.
Наверное, ты как-то по-особому готовился к этому кастингу?
Готовился, но ни на что не рассчитывал. Просто я подумал, что даже если меня не отберут, то, может Федору Сергеевичу запомнится мое лицо, пробы запишут на камеру. Думал, может, потом эти пробы где-нибудь всплывут, и меня пригласят на какую-нибудь другую роль. Если не пройду, так хоть засвечусь. И когда мы уже встретились с Бондарчуком на площадке, он все расставил по полкам, буквально разжевал и очень позитивно настроил. В нем есть что-то такое – энергетика, за которой очень комфортно идти. Понятно, что я, может быть, не все задачи, которые он поставил, выполнил, но было страшно интересно. Азарт, с которым Федор рассказывал о мирах планеты Саракш, о моем персонаже Максиме Каммерере, – он очень заражает. Этим как-то безумно подпитываешься.
Ты как-то представлял себе съемки в «Обитаемом острове» до того, как они начались?
Сложно было представить что-то конкретное. Когда за полгода до съемок к нам приехали постановщики трюков из Канады, которые ставили трюки в фильме «300 спартанцев», стало понятно, что все будет на высоком профессиональном уровне. И все. Ну, декорации мы видели, эскизы какие-то… Наверное, я думал, что в профессии актера, в съемочном процессе как-то побольше романтики, а оказалось, что это такая же профессия, как и все остальные. Просто чуть другая, чуть более сложная. А режиссер должен огромное количество людей заставить работать, как единый механизм. Нужны большой талант и невероятное количество энергии, чтобы все это получилось. Слава Богу, что у Федора Сергеевича все это есть.
Свои первые ощущения помнишь?
Очень здорово! Даже погода соответствовала настроению. И если ночью одному оказаться в развалинах того завода, где мы снимали, можно было еще как испугаться. На меня город мутантов какое-то необъяснимое впечатление произвел… Часть его была сделана из специального материала: декораторы добились полного ощущения реальности. Видишь стену, думаешь, что это все настоящее, а потом подходишь, трогаешь и понимаешь, что искусственное. Я никогда же такого не видел раньше.
Ну, и в войнушку было круто играть...
Да не было у нас такой масштабной игры в войнушку. И от костюма в какой-то момент устаешь. Запариваешься. Азарт, конечно, был. Автоматы как настоящие. Дико интересно было делать трюки, пробежки какие-то. Но в большей степени – это тяжелая работа на 100%, там не до войнушек. Хотя впечатления у меня точно останутся на всю жизнь.
А какой момент съемок тебе понравился больше всего?
Мне очень понравились съемки на море. Мы снимали эпизод, когда после падения цеппелина (дирижабля. – Прим. ред.) мы с Гаем (Петей Федоровым. – Прим. ред.) выплываем из моря, падаем на берегу, а потом встаем и идем дальше. Как раз, когда мы снимали эту сцену, стал надвигаться шторм, и ветер погнал к берегу холодную воду. И, наверное, от этих физических ощущений, от холода мое тело мобилизовалось, и я сыграл как-то по-другому, не так, как хотел сыграть сначала. Федор Сергеевич потом сказал, что это был один из лучших «моих» эпизодов в фильме.
Знаю, что ты боишься воды и высоты. Это как-то повлияло на съемочный процесс?
Ну, как «боюсь воды»… Там была сцена, где я должен был погружаться в костюме на глубину семь метров. И у меня не пошло. Прямо страх обуял. Мы так толком ничего и не сняли из-за этого. И когда ехали оттуда, я был прямо ошарашен. А с высотой наоборот было интересно. Помню, в детстве у меня был одноклассник, который жил на 15-м этаже. И когда мы у него собирались, я даже к окну старался не подходить. Было ощущение, что я реально туда улечу, такая тяга была к земле. Так что страх высоты мне было интересно перебороть. Слава Богу, в кино какой-то громаднейшей высоты не было. Так, метров 9-10.
Были моменты, когда тебе тяжело давались нужные эмоции?
Были, конечно! И нелепые сцены были. Особенно когда взрывалась вся эта пиротехника, огнеметы палили. Во время съемок происходит взрыв, и я понимаю, что у меня мантия горит. Как тут «правильные акценты» расставить? Не до акцентов (смеется)!
Федор Сергеевич голоса не повышал?
Ну, он меня «разыгрывал». Помогал. Был момент, когда мы снимали сцену с Фанком (Андрей Мерзликин. – Прим. ред.): это самое начало истории, мы едем в машине, он за рулем. И у меня не получалось. И в какой-то момент Федор Сергеевич начал на меня орать. И раз – у всех получилось. Бондарчук потом подошел и спрашивает: «Ну, что? Мне теперь всегда на тебя орать?» Я говорю: «Орите, раз получается, что это на пользу». Так что потом он это использовал как прием. Хотя в целом, еще раз скажу, он больше своей энергетикой накачивал. Подпитывал и вдохновлял позитивом каким-то. Думаю, что он ко мне немного снисходительно относился, щадил. Он же понимал, что, если начнет меня тюкать, я зажмусь по полной программе, и хрен бы знает, что у меня получилось. А так – он дал мне какую-то свободу. Бондарчук в этом плане очень тонкий человек.
У тебя, кстати, комплекса новичка не было? Люди, на которых такая удача сваливается, часто сомневаются в себе…
Я старался об этом не думать, хотя ответственность была колоссальная. Перед Федором Сергеевичем прежде всего. Я боялся, вдруг что-то пойдет не так. Или не так, как он рассчитывал. Подвести его опасался. Но со временем это ушло. Бондарчук не позволял в себе сомневаться.
Опытные актеры, с которыми ты снимался, помогали советами, примерами?
Не было такого, чтобы прямо говорили: здесь делай так, а здесь так. Сергей Леонидович Гармаш поначалу часто надо мной подшучивал. Меня это в какие-то моменты даже выбивало, но я понимал, что это не со зла. Зато, когда я хорошо играл, он подходил и говорил: здорово! С Алексеем Серебряковым мы много говорили вообще по поводу профессии актера. Андрей Мерзликин, Гоша Куценко… Да все помогали, потому что понимали: парень неопытный, попал в такую картину. Не думаю, что кому-то пришло в голову мне завидовать: мол, парень в 20 лет снимается в таком фильме, а я-то в 20 лет еще только учился! Так что каждый меня чему-то научил, несомненно, просто я еще не все осознал. Для этого, наверное, какое-то время должно пройти.
Слышал, что тебе романтические сцены с Юлей Снигирь тяжело дались…
Юлька очень красивая и классная девушка. У нас было несколько лирических сцен, и одна из них особенно важная – на крыше дома Рады (Юля Снигирь. – Прим. ред.), где надо было… В общем, надо было показать, что Максим настолько влюблен в Раду, что тянется к ней буквально каждой клеточкой, а она – к нему. Я до сих пор не знаю, насколько это у меня получилось, но Федор Сергеевич был доволен. Думаю, что он был искренен, потому что это действительно важная и долгая сцена. Но выйти на это ощущение мне было очень тяжело. В романтических эпизодах должна быть какая-то магия, химия… Сыграть это – самое сложное. Даже опытным актерам.
Свои первые впечатления от знакомства с Юлей помнишь?
На самом деле мы были с Юлей знакомы еще до «Обитаемого острова». Познакомились на прослушивании в Щукинском училище. По-моему, во время второго тура прослушиваний мы с ней разговорились. Так, ни о чем. Но очень тепло и позитивно. После прослушивания тоже словами перекинулись – и поняли, что будем вместе учиться. А потом встретились на пробах «Обитаемого острова». Очень удивились (улыбается). Так что с ней мне на пробах было комфортнее всего, хотя девушек было много.
Соблазна поухаживать за Юлей на съемках не было?
Нет. Вы знаете, наверное, это неправильно – совмещать работу и отношения. Тем более что они у нас с Юлькой сразу развивались в другом ключе. Они были такие, скорее, приятельские, дружеские. И слава Богу.
Ты, кстати, как-то говорил, что у тебя сейчас нет девушки. Большинство зрителей после выхода картины будут недоумевать, как у такого красавца – и нет девушки…
Что, подумают, вдруг он гей? (Смеется.) Я объясню. Дело в том, что я сейчас учусь. И моя профессия, обучение подразумевают жертвование всем свободным временем. И несвободным тоже. Какая девушка согласится на короткие встречи раз в неделю, притом что мои мысли заняты работой? И потом, я все-таки считаю: чтобы думать о чем-то серьезном, сначала нужно обрести какую-то платформу под ногами.
Ты не хочешь размениваться на флирт?
Не хочу. Конечно, и сам я иногда флиртую, и со мной флиртуют. И иногда это нужно, чтобы как-то поднять настроение и так далее. Но я не люблю всей этой беготни. Просто если человек меня устраивает, то он меня устраивает. И я даже не буду рассматривать на его месте кого-то другого. Понятно, что, как всякий мужчина, я даже в случае серьезных отношений буду глазеть по сторонам. Но любовь для меня – это все-таки больше, чем просто секс. Это взаимопонимание. Мне кажется, что именно через взаимопонимание и рождается настоящая любовь, а не то, что называют страстью. Пройти надо вместе через что-то. Ведь так часто бывает, что люди встречаются, два-три месяца у них все замечательно, а потом – бац! – и они оказываются совершенно разными людьми. Поэтому я пытаюсь себя от этого уберечь. И какие-то вещи стараюсь видеть наперед. Может, поэтому я не романтик и «приземленно» смотрю на все это: идеальный союз мне кажется прежде всего общением двух интересных друг другу людей.
А что было с твоими последними отношениями?
Ну, это же прошлое. А чего его ворошить?
Ок. Давай о настоящем. Ты готов к той безумной популярности, которая на тебя сейчас обрушится?
Сложно сказать. Я стараюсь держать себя в рамках и оставаться адекватным человеком. Хотя мне говорили, что популярность сильно бьет по мозгам. Но, слава Богу, есть старшие товарищи и педагоги, которые в любой момент могут дать подзатыльник и сказать, как все есть на самом деле. Потому что если «зазвездить», то о работе в кино, в театре можно не говорить. Это отразится и на работе, и на общении. Людям будет с тобой или неприятно, или некомфортно. А мне бы не хотелось доставлять людям неприятности. Это замечательно, что выйдет фильм, в котором я сыграл главную роль, но это не дает мне права ставить себя выше других. Мне кажется, я найду в себе силы не повестись на все эти соблазны.
Нет опасений, что твоя первая роль – Максим Каммерер в фильме с колоссальным бюджетом, в фильме самого Федора Бондарчука, главная во всех отношениях, – станет для тебя столь высокой планкой, что в будущем этого будет сложно достичь? Не говоря о том, чтобы преодолеть?
Есть. А что тут сделаешь? Планка высокая, но как выйдет в конечном итоге, покажет только время. Да, это такой мощный пинок под зад, а дальше – все зависит от меня. Как я себя поведу, как я себя поставлю. Сложно сказать, особенно в наше время, когда все постоянно меняется, и в кино в том числе. Так что не знаю. Но буду стараться держаться.